Показуха
Шрифт:
5
Тем временем Юхимович стучал кулаком в двери парилки, но ему не сразу открыли. Фотокорреспондент Крючкотворов и председатель колхоза развлекались. А инструктор обкома партии Широкописько отказалась от парилки и вместе секретарем райкома партии Дырко-Затычко отправились в другой колхоз под названием "Закат коммунизма" для осмотра крестьянских земель в цветочных горшках, подаренных Лениным после победы Октября. В парилке было тепло и уютно. Молодые доярки пели песню "Ой вы очи, очи дивочи".
– Василий Михайлович, дорогой! Я, когда охранял товарища Брежнева в бункере, вместо песен, слышал только свист пуль. Можно ли это пропечатать в "Правде"?
– Наверно, можно, только я не по этой части. Я - фотокорреспондент. Вам нужен журналист.
– А ты пришли его. Я ему такое выдам про Ильича! его потом к ордену представят.
Тут Юхимович стукнул несколько раз ногой в дверь и только тогда председатель услышал, повернул ключ в замочной скважине еще раз.
– Ну, щебетушки, спасибо вам от имени партии, вы свою роль, я вижу, неплохо выполнили, можете быть свободны, и ждать вызова. У нас тут чисто мужской разговор, - чуть ли со слезами на глазах произнес Тарас Харитонович.
Василий Михайлович с сожалением смотрел на удаляющуюся молодежь через черный ход, но делать было нечего. Этот Юхимович, похоже, берет быка за рога, и перечить ему нет смысла.
Андрей Юхимович вспомнил знаменитое изречение Юлия Цезаря: пришел -увидел- победил. Он, с разбегу всем своим могучим телом надавил на дверное полотно и очутился в бане.
– Я вот что думаю, - начал он, наливая себе в стакан водки, - если мы втроем сумеем договориться, - дело будет сделано.
– Давайте договариваться, - сказал корреспондент.
– Урожай нынче не ахти. Засуха и всякие другие неблагоприятные условия не позволяют надеяться на рекордный урожай. Колоски пшеницы не выше колена. А вам нужно, чтоб они были выше головы, так?
– Да, да, конечно, иначе отпадает всякий смысл в съемке.
– Так вот...где Широкописька, эта вредная баба? где секлетарь райкома Дырко-Затычко?
– Нет их, отказались. Ушли.
– Это хорошо, туды им и дорога, - обрадовался Юхимович.
– Так вот: Тарас Харитонович предлагает фотографировать лежа в пшенице, а я предлагаю стоя.
– Как это стоя?
– Как стоя?
– вытаращил глаза Тарас Харитонович.
– Все гениальное - просто. Я вырою яму, глубиной эдак в шестьдесят сантиметров и спустим туда председателя. Тогда колоски пшеницы будут как раз выше головы, а это то, что нам надо.
– Я не уверен...
– Подождите, не спешите говорить "нет". В качестве предварительного гонорара вы получите две тысячи рублей в конверте перед съемкой.
– Надо попытаться: попытка не пытка, как говорится, - начал сдаваться корреспондент. Как вы, Тарас Харитонович, думаете?
– У нас, когда я охранял Брежнева, был аналогичный случай. Наши солдаты переоделись в немецкую форму и начали атаковать бункер. Я доложил Брежневу
– Тогда по рукам, - сказал Юхимович.
– Завтра после политинформации и отправки рабочих на прополку свеклы, мы втроем садимся в машину и едем в село Коммунарка за десять километров отсюда. В этой Коммунарке всего три старухи живут, они дальше десяти метров не видят. Мы будем работать в полной безопасности. Инструмент я уже приготовил. Яму я выкопаю сам. Только чтоб нас Широкописько не запеленговала.
– Дырко-Затычко и Широкописько занимаются изучением глубины и ширины ...марксизма, не переживайте: им не до нас, - признался Тарас Харитонович.
Крючкотворов молчал, помня, что молчание - золото. Никто из корреспондентов не мог сравниться с ним в мастерстве по очковтирательству. Кроме того, за спиной уже был десятилетний опыт. Правда, такой аферы делать ему еще не приходилось. И это было заманчиво. А вдруг получится? кто не рискует, тот не пьет шампанское. Наверняка такой снимок редакция одобрит и опубликует, а это не только гонорар, но и профессиональный рост, завоевание авторитета, новые командировки, новые задания.
– Ладно, где наше не пропадало, давайте попробуем, а вдруг получится? Я только хочу предупредить вас: никто не должен знать об этом, даже ваши жены и ваши подруги, - сказал Крючкотворов, вставая.
В поле отправились втроем, без свидетелей. За баранкой сидел Юхимович. Пыль так окутала машину со всех сторон, что нельзя было определить, машина ли это или самолет движется в сторону села Коммунарка. А кто там сидел, сам Дзержинский бы не смог определить. Машина катилась по бездорожью, и за Коммунаркой свернула направо, а потом остановилась у самой лесополосы.
– Вот здесь, - сказал Юхимович, доставая из багажника штыковую лопату.
– Я принимаюсь за работу.
Вырыть небольшую яму, глубиной в шестьдесят сантиметров не составляло большого труда.
– А теперь полезай в яму Харитонович и застегни китель, грудь колесом, так чтоб ордена сверкали.
– Может, мне перекреститься?
– Ты лучше ордена еще раз почисти! Послюнявь платок и платком.
– У меня нет никакого платка, - жалостно сказал председатель.
– Тогда сними сапог, достань портянку, - посоветовал Юхимович.
Председатель с озабоченным видом полез в яму, корреспондент поворачивал его то влево, то вправо до тех пор, пока председатель не освоился и не повеселел. Фотоаппарат щелкал, корреспондент улыбался, показывая пример недостаточно улыбчивому, но тем не менее гордому председателю, чей облик в данную минуту больше смахивал на работника НКВД, что тоже было совсем неплохо.
Процедура, длившаяся всего каких-то двадцать минут, имела историческое значение не только для руководства колхоза, но и для Леонида Ильича, который готовился к переезду в Москву на вечное место жительства.