Показуха
Шрифт:
Поляки походили по подворью, заглянули в курятник, в хлев, в свинарник и только охали.
– Скажите, пан Юханович, - попросила дама полячка, - все так зажиточно живут, как вы?
– Конечно, а как же, - ответил Юхимович.
– После гербата, чаю то бишь, мы посетим следующий двор, и вы увидите то же самое. А сейчас прошу в дом. Заходите, не стесняйтесь. А вы, Мария Юрьевна, проведите гостей.
Как только профессор, замыкавший делегацию, ступил за порог, Юхимович поманил пальцем свою Одарку и вполголоса ей сказал:
– Приступай. Чтоб вся живность была в соседнем дворе у Анюты, гони коров туды, и курей и свиней и собаку и даже кошку, а я за это время постараюсь
– Тот хлеб с солью, с которым ты их встречала, отнеси Анюте. И несколько полено дров, и щепу, и спички, и хоть один ковер. У нее же ничего нет.
– Так точно, - ответила Одарка.
Юхимович юркнул в дом, начал извиняться перед гостями за задержку, но поляки не торопились и поэтому почти все произносили "дзянкуе". Они расселись за длинным столом, извлекли сигареты, зажгли спички, широко расставили ноги и запрокинули спины, подражая американцам. Один даже умудрился поставить ноги на колени своему товарищу, сидевшему в самом конце стола.
– Вшыско добже, вшыско добже, - повторял он, а переводчица улыбалась при этом и говорила, что хозяйство птичника им очень понравилось.
После первой рюмки и солидного куска украинского сала, профессор Борщевский облизал губы и вытер их платком, спросил:
– Все ли крепостные, простите, я хотел сказать колхозники, так зажиточно живут или только вы один?
– Потерпите, вы в этом сами убедитесь. Вот только закончим чаепитие, или, по -вашему, гербатохлебание и идем в следующий дом.
В это время в дом вошла Одарка и, улучив момент, моргнула своему любимому мужу, что означало: операция по перегону скота и остальной живности в соседний двор прошла успешно.
– Ударим еще по одной и айда!
– сказал Юхимович, наливая крепака в бокалы.
Поляки благодарили за щедрое русское гостеприимство и старались, чтобы в тарелках и в бутылках ничего не осталось, а помощницы Одарки, жены Юхимовича заботились, чтоб на столе все было в изобилии, как при коммунизме.
Во многом можно упрекнуть русского человека, но ему никак нельзя отказать в патриотизме и особенно в гостеприимстве. Русский человек отдаст все, что имеет, все выложит на стол, а если чего не хватает, одолжит у соседа, лишь бы накормить любого иностранца до отвала и напоить до потери пульса. Он делает это с какой-то гордостью, открытостью и радостью. Но не дай Бог ему попасть в гости к кому-нибудь иностранцу, где ему голодному, жаждущему расслабиться и немного нервозному оттого, что так першит в горле, предложат в хрустальном бокале на донышке кисловатой сивухи ниже сорока градусов и подадут каких-нибудь пережаренных палочек на закуску.
" Ну и жадный ты, брат, - подумает русский, - знал бы, что ты такой скряга, пошел бы в ресторан пообедал, опрокинул рюмку-другую настоящей русской водки, или наполнил сумку всяким добром и только потом, пришел бы к тебе в гости. Гм, такая роскошь в доме и такая нищета на столе. Откуда, почему? Нет, скучно у вас тут и муторно как-то. Домой! скорее домой, к своим щедрым, гостеприимным людям!"
9
Анюта Разливайко, соседка Юхимовича, блестяще справилась с поручением. Она трудилась, как пчелка и накрыла два стола в двух комнатах, где на железных кроватях было так много пуховых подушек, что до потолка доставали. Юхимович ей заранее заготовил портреты членов Политбюро ленинской партии, которые она умело по всем углам рассовала.
Соседки наготовили ей вкусных галушек. Такие галушки готовят только на Украине и никакой повар ресторана
Как и жена Юхимовича Одарка, Анюта Разливайко, широко распахнув ворота, встречала гостей с хлебом - солью и предложила сразу пройти в дом отведать национальное блюдо.
– Милости просим, дорогие пановы! прошу отведать моих галушек, пропустить по рюмке по другой, нашей украинской "горилки", а потом уж можно будет осмотреть мое скромное хозяйство. Дюже прошу, пановы!
Поляки, основательно подогретые гостеприимством Юхимовича, стали переглядываться, что-то бормотать промеж себя, кивать головами, а единственная женщина, член польской делегации, громко произнесла волшебное славянское слово "добже". Руководителю делегации, профессору Борщевскому, ничего не оставалось, как повторить это слово и он кисло произнес "добже, пани Разгильдяйко, дзянкуе" и члены делегации прошли в дом, не снимая обуви. Молодые девушки "дочки" Анюты в белых фартучках, разливали сорока пяти градусную украинскую горилку в миниатюрные рюмочки и в деревянных мисках подавали дымящие украинские галушки.
– О Езус Мария! Это есть барзо смачно!
– наперебой говорили поляки, поглощая галушки алюминиевыми вилками.
После этого восклицания, Анюта незаметно покинула гостей, чтобы возглавить руководство операцией по созданию зажиточности собственного двора. В это время уже всякая живность была расставлена по местам и привязана на веревочке, а вымя коров, не доеных утром, набухло так, что коровы уже начали нервничать и собирались дружно выть. Скоро и помещать было некуда. Хозяйка только ахала и даже крестилась оттого, что она с каждой минутой становилась все зажиточнее, все богаче.
– Хватит, - сказала она, когда во двор стали заводить пятую корову, - не то меня придется раскулачивать. А я не хочу в Сибирь, мне и здесь хорошо.
Поляки так накачались, что даже, на членов политбюро не обратили внимания, хотя девушки в белых передниках то и дело смахивали с них пыль тряпочкой и даже целовали в лоб портреты Ленина и Хрущева.
– Дзянкуе, бардзо дзянкуе!
– сказал профессор и произнес тост за вечную дружбу между двумя великими народами.
Как и все славяне, поляки оказались довольно выносливыми и стойкими. Несмотря на изрядное количество принятого вовнутрь горячительного, они крепко стояли на ногах и неплохо ориентировались в обстановке. Выйдя во двор, пожимали плечами и все задавали один и тот же вопрос:
– Неужели везде так?
– А как же? преимущество ведения социалистического хозяйства!
– патетически произнес Андрей Юхимович.
– Может, еще походим, посмотрим? У нас любой крестьянин живет зажиточно, как никогда. А что касается крепостных, как вы изволили выразиться, то с крепостничеством покончила Октябрьская революция.
– Дзянкуе, пан, все барзо ясно, - сказал профессор Борщевский и обнял Андрея Юхимовича.
Первый секретарь Новомосковского райкома партии Дырко Затычко и инструктор обкома Широкописько первыми захлопали в ладоши. Эти аплодисменты поддержали и осторожные поляки. Они были несколько разочарованы тем, что увидели, будучи убежденными, что советское крестьянство влачит жалкое существование, поскольку колхозный строй есть не что иное, как закамуфлированная форма крепостничества. Они так боялись этой формы осчастливливания крестьянства, что бросились в глубинку великой страны, куда их неохотно пускали, чтоб воочию убедиться в преимуществе колхозного строя. Но в Советском союзе, к большому удивлению, нашелся только один Юхимович, сумевший так искусно обвести осторожных гостей вокруг пальца.