Покидая мир
Шрифт:
Когда я подтвердила, что Апдайк действительно часто писал о супружеских неурядицах и разладе в семьях, Бэбс сдержанно улыбнулась:
— Наверное, мне стоит его почитать, может, пойму, почему мой собственный брак не заладился.
Тогда-то она и рассказала, что находилась на грани развода с мужем — «по причине его бесконечного брюзжания», — когда он скоропостижно умер прямо на дороге где-то рядом с озером Луиза, возвращаясь с рыбалки «с одним из своих угрюмых дружков».
Это оказался единственный раз, когда мне было позволено заглянуть одним глазком во внутреннюю жизнь Бэбс Милфорд, если не считать ее признания, что за два с лишним года ни одна из дочерей ни разу не заглянула к ней в гости. Обычно же во время
— Разумеется, я не кричу о своих взглядах на каждом углу, — говорила она со своими характерными, неизменно ворчливыми интонациями, — тем более что в Альберте каждый второй — либо религиозный ханжа, либо искренне разделяет взгляды Марии-Антуанетты в отношении тех членов общества, которым меньше посчастливилось в жизни.
Бэбс редко расспрашивала меня о моей жизни, зато потрудилась заказать для библиотеки мою единственную книгу, а получив, демонстрировала ее всем сотрудникам во время перерыва на кофе и даже унесла домой почитать.
— Ну вы мозговитая! — объявила она мне через несколько дней.
— Что-то я в этом не уверена, — возразила я.
— Не будь вы умницей, не поступили бы в Гарвард и не написали такую книгу. Никогда не подумывали о том, чтобы вернуться к преподаванию?
— Ни за какие коврижки.
Едва заметным кивком Бэбс дала понять, что приняла мой ответ к сведению. Только тогда мне стало окончательно ясно, что она знает…хотя с первого дня работы в библиотеке я, разумеется, понимала, что миссис Вудс сообщила каждому о моих «обстоятельствах», а сотрудники — то ли сообща, то ли поодиночке — приняли решение не затрагивать при мне тем, имеющих отношение к детям.
В Центральной библиотеке работали около пятидесяти человек, но я постоянно контактировала только с четырьмя из них. Кроме Бэбс это была Ди Монтгомери, тридцатипятилетняя женщина с сильно торчащими передними зубами, излучавшая восторг по поводу всех и вся.
Ди была библиографом-консультантом и, узнав, на какую тему я написала книгу, не поленилась сводить меня в «тайник» (на библиотекарском жаргоне так назывался зал, где хранились подшивки старой периодики и наиболее ценные книги), чтобы показать полное собрание «Мансейз мэгэзин» (журнала, публиковавшего в начале двадцатого века материалы, разоблачавшие злоупотребления монополий), первое издание «Теории праздного класса» Веблена [99] и даже несколько томиков Менкена [100] с автографами.
99
Торстейн Бунде Веблен (1857–1929) — американский экономист, публицист и социолог.
100
Генри Луис Менкен (1880–1956) — американский публицист, журналист, критик.
— Это ваш период, правильно? — просила Ди.
— Да, точно… я и не подозревала, какие сокровища у вас хранятся.
Признаюсь, я немного кривила душой. В один из первых же дней работы в библиотеке я порыскала по компьютерным каталогам и обнаружила, что здесь имеются интереснейшие источники для исследования по американскому натурализму и
101
Эра прогрессивизма (1900–1917) — период в истории США, для которого характерна высокая политическая активность среднего класса и социальных низов, что в результате привело к значительным реформам, как политическим, так и социальным.
— Если задумаете написать еще одну книгу, — обратилась ко мне Ди, — это вам поможет, я уверена. Да и из других библиотек Канады можно много чего повыписывать. У нас же имеется полная база данных по…
— Писание книг у меня в прошлом, — сказала я.
— Не зарекайтесь.
— Но это в самом деле так.
— Ничего не известно. Со временем, когда все… — Но тут она оборвала себя на полуслове: — О, господи, что я несу. Вечно распускаю свой идиотский длинный язык. В смысле, я ведь и не знаю вас совсем, а уже даю советы…
— Все в порядке, — сказала я. — Вы меня ничем не обидели.
— Вы уж извините. Я только хотела помочь.
— Не переживайте, все нормально.
С этого времени Ди изо всех сил старалась держаться подальше от этойтемы, зато вечно смущалась и конфузилась и честила сама себя за неадекватность.
— Наша Ди не может прожить дня без самоедства, — говорила Рут Фаулер. — Вот потому-то муж и сбежал от нее с ее же лучшей подругой. Видно, был сыт по горло, наслушался разговоров жены о том, какая она дура нескладная. Может, решил в конце концов, что она в чем-то права, и испугался. Бедняга Ди. Она настоящий ас в своем деле и, наверное, самый деликатный человек из всех, кто здесь работает. Но в том, что касается самооценки…
Рут Фаулер, самая остроумная из сотрудников библиотеки, была крохотного роста, не больше пяти футов, носила круглые очки без оправы и отличалась любовью к твидовым костюмам в елочку. Временами она напоминала мне персонажа английских салонных комедий двадцатых годов — любимую тетушку какого-нибудь Себастиана, сыпавшую по ходу пьесы ироничными остротами и мудрыми словами. Рут заведовала отделом обслуживания, то есть заправляла на выдаче книг в абонементе и в читальном зале, а стало быть, определяла публичное лицо библиотеки. Кроме того, именно она занималась всеми запросами на поиск информации в фондах библиотеки, организовывала школьные посещения, дни открытых дверей, читательские конференции и другие мероприятия. А еще она была единственной из знакомых мне членов коллектива, не считая Джеральдины Вудс, о ком можно было сказать, что, по крайней мере, внешне она держится вполне непринужденно.
В разговорах наедине Рут давала волю своему острому язычку. А затронув «тему», которой все прочие в библиотеке касаться опасались, она не стала ходить вокруг да около:
— Вы, возможно, уже заметили, что я здесь выполняю роль уполномоченного по улаживанию проблем. Если у кого-то личные неурядицы или претензии к другому члену коллектива, бегут ко мне, а я все стараюсь урегулировать. Поэтому буду с вами откровенна. Мисс Вудс всех поставила в известность о гибели вашей дочурки. И дело в том, что никто не знает, как при этом себя вести, потому что… черт, все это просто ужасно… и еще потому, что люди — это же просто люди, все боятся ляпнуть что-нибудь не то и расстроить вас. Понимаете, всех нас ужасают трагедии других людей, поскольку напоминают нам о том, как хрупко все в нашей жизни. Одним словом… хочу, чтобы вы знали, что Ди в полном ужасе от той своей бестактности, когда она предложила вам подумать о написании следующей книги.