Покидая мир

Кеннеди Дуглас

— Да, — ответил он, — в июне.

Мы тронулись.

— Где мы сегодня обедаем?

— Увидите.

— Звучит таинственно.

— Это не так близко, но, думаю, вам понравится.

Мы выехали на Семнадцатую авеню, свернули направо на Девятую, потом направились к реке, пересекли Луиз Бридж и выехали на загородное шоссе, ведущее на север. За все это время мы не проронили ни слова — тишину заполняла транслируемая по «Си-би-си Радио 2» программа, посвященная хоровой музыке. Ведущий предлагал прослушать отрывки новой записи «Эсфири» Генделя, в частности одну из самых изумительных тем оратории, «Излилось из сердца моего слово благое».

— Я лишь недавно узнал,

что Гендель задумал написать эту ораторию под впечатлением от пьесы Расина, — заметил Верн.

Попытка завязать разговор, ну что ж…

— Никогда этого не знала, — поддержала я.

Снова мертвая тишина.

— Куда же мы все-таки едем? — Я решилась нарушить молчание.

— Позвольте мне сделать вам сюрприз.

И снова молчание. Прошло минуты три.

— Хорошо провели субботу? — спросил он.

— Потихоньку. А вы?

— Писал статью для «Граммофона».

— О чем?

— О новой записи генделевской «Эсфири».

— Вы имеете в виду ту запись, которую мы только что слушали?

— Совершенно верно.

— А…

Новая пауза. Мы съехали на боковую дорогу с указателем «Банфф».

— Мы что, разве собираемся за город? — спросила я.

— Увидите.

Снова молчание. Мы продолжали ехать по узкой дорожке, потом миновали искусственный лыжный склон и указатель «Канадский лыжный парк».

— Здесь проходили соревнования по прыжкам с трамплина во время Олимпиады-восемьдесят четыре в Калгари.

— Понятно.

— Теперь здесь катаются на лыжах восемь месяцев в году… если вы любите лыжи, это место для вас.

— Не люблю.

— Я тоже.

Мы устремились вперед. За считаные секунды город вдруг исчез, скрылся куда-то. Мы оказались в настоящей прерии — бескрайняя равнина простиралась с обеих сторон до самого горизонта.

Меня вдруг забила дрожь — озноб был предшественником панического страха. Это была та же паника, что охватила меня в автобусе на выезде из Монтаны, когда я необдуманно подняла голову, увидела величественную картину природы и поняла, что просто не могу этого выдержать.

Я поспешно отвела глаза от океанского простора, раскинувшегося перед нами. Стиснула руки с такой силой, что, кажется, чуть не раздавила пальцы. Почувствовала, что начинаю задыхаться. Сидевший бок о бок со мной Верн почувствовал неладное:

— Джейн, у вас все в порядке?

— Черт, да куда мы едем, Верн?

— Это хорошее место. По-настоящему хорошее. Но если по каким-то причинам вам это неудобно…

Я посмотрела вперед и увидела, куда мы направляемся: впереди на горизонте вырисовывались Скалистые горы. Их суровая красота — зубчатые заснеженные пики, сверкающие под зимним солнцем, — была для меня непереносима. Я сдавленно всхлипнула, уткнулась лицом в ладони и расплакалась. Верн сразу съехал с дороги на обочину. Как только мы остановились, я распахнула дверцу и бросилась бежать. Впрочем, убежала недалеко — ледяной ветер быстро положил конец безумной попытке скрыться. Метрах в двадцати от машины я упала на колени прямо в снег, прижала к глазам руки в перчатках и приказала миру исчезнуть.

Вскоре я почувствовала, что мне на плечи опустились руки. Верн подержал их так некоторое время, успокаивая меня. Не говоря ни слова, он затем взял меня за локти и поставил на ноги, а потом повел к машине.

— Я отвезу вас домой, — произнес он почти шепотом.

— Не надо, я не хочу домой. Я хочу…

Я смолкла. Мотор урчал, из обогревателя на меня дул теплый ветерок. Я повесила голову.

— …поговорить, — наконец я сумела закончить фразу. — Я хочу все рассказать… о том, что случилось.

В тот день.

Я взглянула на Верна. Он молчал. Только кивнул мне.

И я начала говорить.

Глава седьмая

— Я была в ярости, ненавидела весь мир. Я давно потеряла сон и не спала много ночей подряд из-за того, что Тео, мой так называемый партнер (терпеть не могу это слово, звучит омерзительно, но как еще прикажете его называть?) практически ограбил меня. И был в бегах вместе с этой жуткой пародией на женщину. Их кредиторы набросились на меня, они жаждали крови, требовали вернуть им деньги. Меня не оставляли в покое, я постоянно подвергалась угрозам. Я вела переговоры с юристами, а тем временем Тео никак не могли разыскать. А ведь мой юрист постоянно уговаривал меня не придавать преувеличенного значения злобным телефонным звонкам и попытаться избавиться от навязчивого страха, что кредиторы Тео отберут мою квартиру. Да и подруга моя, Кристи, тревожилась за меня и все говорила, что у меня самая настоящая депрессия, что необходимо сходить к врачу и найти способ восстановить сон.

Она была совершенно права, разумеется. Но я упорно отказывалась признать, что нуждаюсь в медицинской помощи. Я продолжала твердить себе: Я со всем этим справлюсь, я смогу, игнорируя очевидное, потому что было понятно, что я совсем расклеилась и вот-вот слечу с катушек.

На следующий день… накануне того, что случилось… мне ведь позвонил доктор из поликлиники для сотрудников университета Новой Англии. Об этом я до сих пор не говорила никому. По-видимому, причина была в том, что к врачу обратился руководитель кафедры, встревоженный состоянием моей психики. Многие мои коллеги и студенты сообщали ему, что я явно балансирую на грани срыва. Доктор не ходил вокруг да около — он осведомился, не мучают ли меня тревоги и страхи, не страдаю ли я от панических атак или бессонницы. На все его вопросы следовало бы дать ответ «да». Но я не хотела в этом признаться. И сообщила — тупо, будто на автомате, — что у меня имеются небольшие «домашние проблемы», но они не настолько серьезны, чтобы я не справилась с ними самостоятельно.

— Знаете, у ваших студентов и сотрудников кафедры сложилось противоположное мнение, — ответил врач. — Судя по всему, вы не очень-то хорошо справляетесь с ситуацией. Бессонница, вызванная стрессом, определенно является симптомом депрессии. Она может привести к расстройству, опасному и для вас, и для окружающих.

Представьте, он ведь так и сказал: опасному для вас и для окружающих.И еще попросил зайти к нему на прием в конце рабочего дня.

— Поверьте, профессор, вам решительно нечего стыдиться, — говорил он мне. — Вы, можно сказать, заблудились в сумрачном лесу. Я просто хочу помочь вам из него выбраться, пока совсем не стемнело.

И что же я на это ответила? Я непременно к вам зайду, если сочту нужным, сэр.

Как это было вызывающе, как самонадеянно с моей стороны… Зайди я к нему в тот вечер, он, возможно, подобрал бы препарат посильнее. Я приняла бы таблетки и, возможно, впервые за несколько недель проспала бы часов восемь и наконец выспалась бы как следует. И тогда на другой день я не была бы такой заторможенной и быстрее среагировала бы, когда…

Я внезапно оборвала рассказ и несколько минут молчала. Верн просто сидел рядом, не поворачиваясь ко мне, и глядел в окно на безграничную, занесенную снегом прерию и на горные гряды на востоке, на которые я не осмеливалась поднять глаза.