Покинутый
Шрифт:
— Ты можешь выйти, Дзио, он ушел, — и она соскочила с дерева, размашистым шагом прошла через поляну, и лицо у нее было грозовое.
Я поднялся навстречу ей. Ожерелье, которое она всегда носила, блестело в лучах утреннего солнца, и глаза у нее вспыхивали от гнева.
— Он был жив, — сказала она. — Ты солгал мне.
Я судорожно сглотнул.
— Но, Дзио, я…
— Ты сказал мне, что он мертв, — говорила она, повышая голос. — Ты сказал, что он мертв, чтобы я отвела тебя к храму.
— Да, — согласился я. — Я сказал, и за это прошу простить меня.
— А что это там о земле? —
— Нет, — сказал я.
— Лжец! — крикнула она.
— Подожди. Я объясню…
Но ее уже нельзя было остановить.
— Я должна убить тебя за то, что ты натворил.
— Все верно, гневайся, проклинай меня, можешь прогнать. Но правда совсем не там, где тебе хочется, — заикнулся было я.
— Уходи! — сказала она. — Уходи отсюда и не возвращайся. А если вернешься, я своими руками вырву тебе сердце и брошу его на съедение волкам.
— Да послушай же, я…
— Клянусь! — крикнула она.
Я опустил голову.
— Как хочешь.
— Это всё, — сказала она, отвернулась и ушла, а я остался собирать вещи для возвращения в Бостон.
Глава 31
17 сентября 1757 года
Два года спустя.
На заходе солнца, красившего Дамаск в золотисто-коричневый цвет, я гулял с моим другом и помощником Джимом Холденом у стен дворца Каср Аль-Азем.
И размышлял о трех словах, которые меня сюда привели.
«Я нашел ее».
Это были всего лишь слова на бумаге, но они сказали мне всё, что мне было нужно, и выпроводили меня из Америки в Англию, где прежде всего в Шоколадном доме Уайта я встретился с Реджинальдом и проинформировал его о делах в Бостоне. О многих событиях он, конечно, знал из писем, но даже если и так, то я ожидал, что он хотя бы проявит интерес к деятельности Ордена, особенно в той части, что касалась его старого друга Эдварда Брэддока.
Я ошибся. Его интересовало только хранилище предтеч, и когда я сказал, что у меня есть сведения, что новые подробности о местоположении храма можно найти в Османской империи, он вздохнул и блаженно улыбнулся, как морфинист, смакующий свой сироп.
Через несколько секунд он спросил:
— А где же книга? — и в голосе его прозвучало беспокойство.
— Уильям Джонсон сделал копию, — я достал из своей сумки оригинал и легким толчком переправил его по гладкому столу Реджинальду. Книга была обернута в ткань, перевязана бечевкой, и Реджинальд благодарно глянул на меня, а потом дотянулся до свертка, развязал узел, снял обертку и насладился видом своего любимца — в старинном кожаном переплете с гербом ассассинов на обложке.
— Пещеру исследуют тщательно? — спросил он, снова завернув книгу, обвязав бечевкой и бережно отложив в сторону. — Мне бы очень хотелось глянуть на нее самому.
— Конечно, — солгал я. — Мы устроили там лагерь, но приходится ежедневно иметь дело с нападениями туземцев. Вам опасно там находиться, Реджинальд. Вы великий магистр Британского Обряда. Лучше вам
— Понятно, — кивнул он. — Понятно.
Я внимательно смотрел на него. Настаивать на посещении пещеры значило для него пренебречь обязанностями великого магистра здесь, а, как человек, преданный Ордену, Реджинальд не мог этого сделать.
— А амулет? — спросил он.
— Он у меня, — сказал я.
Мы еще немного поговорили, но теплоты между нами не было, и я ушел, так и не разобравшись, что творится в душе каждого из нас. Я уже воспринимал себя не как тамплиера, а как человека с корнями ассассина и тамплиерскими убеждениями, который ненадолго влюбился в женщину племени могавк. В общем, как человека с неплохими видами на будущее.
Поэтому поиски храма и возможность с помощью его содержимого утвердить главенство тамплиеров интересовали меня меньше, чем возможность объединения двух доктрин — ассассинов и тамплиеров. Я замечал, что отцовское учение и учение Реджинальда во многом совпадают, и видел в двух группировках больше сходства, чем различий.
Но сейчас меня ждало неоконченное дело, уже столько лет державшее меня в напряжении. Найду ли я убийц моего отца или разыщу Дженни, что сейчас еще важнее? В любом случае, мне надо было освободиться от этого долгого мрака, неизбывно висевшего надо мной.
Вот так и вышло, что словами «Я нашел ее» Холден начал новую одиссею, которая привела нас в самое сердце Османской империи, где в течение нескольких лет мы шли по следу Дженни.
Она была жива — вот что он выяснил. Жива и находится в руках работорговцев. К моменту, когда мир втянулся в Семилетнюю войну, мы почти точно установили, где искать Дженни, но работорговцы перебрались в другое место раньше, чем мы смогли настигнуть их. После это на розыски ушло еще несколько месяцев, пока мы не обнаружили, что она передана Османскому двору, во дворец Топкапи, в качестве наложницы. Мы отправились туда. И снова опоздали. Ее перевели в Дамаск, а именно в большой дворец, выстроенный по распоряжению османского наместника, Асад-паши аль-Азема.
Итак, мы прибыли в Дамаск, и я переоделся в наряд богатого купца — кафтан, тюрбан и просторные шаровары — и чувствовал себя, по правде сказать, неловко рядом с Холденом, одетым в простую одежду. Мы вошли в городские ворота, заметили, что на узких извилистых улицах, ведших ко дворцу, слишком много стражи, и Холден, выполнивший свой урок, принялся разъяснять мне что к чему, пока мы неторопливо прогуливались в пыли и тепле.
— Наместник волнуется, сэр, — объяснял он. — Он полагает, что великий визирь Раджиб-паша задумал отомстить ему.
— Ясно. А он не ошибается? Точно ли великий визирь задумал отомстить?
— Великий визирь назвал его «крестьянин, сын крестьянина».
— Похоже, что действительно задумал.
Холден усмехнулся.
— Верно. И так как наместник опасается покушения, он увеличил стражу во всем городе и особенно во дворце. Видите всех этих людей?
Он указал на возмущенных горожан неподалеку, торопливо пересекавших наш путь.
— Да.
— Торопятся посмотреть казнь. Дворцового шпиона, конечно. Асад-паша аль-Азем видит их повсюду.