Покинутый
Шрифт:
Не долго. Первый жрец появился через несколько мгновений. Я застрелил его, швырнул мушкет в сторону, взял другой и застрелил еще одного. Выбегали все новые и новые, я разрядил в них пистолеты, бросился к двери и атаковал их клинком и саблей.
Вокруг меня падали трупы — десять, одиннадцать и еще, и еще — а дом все пылал, и я пропитался кровью жрецов, кровь была на руках, и ее ручьи стекали с моего лица.
Раненые вопили от боли, я не трогал их, а остальные столпились в доме и одинаково страшились и сгореть внутри, и выбраться наружу, навстречу смерти. Некоторые, конечно, рискнули и кинулись вперед, вооруженные
Те, что остались внутри, сгорели. Может быть, кто-то и удрал, но у меня не было настроения следить за каждым. Я только убедился, что большинство из них погибли; послушал вопли и вдохнул запах жареной плоти тех, кто укрылся внутри, а потом я переступил через тела мертвых и умирающих и ушел, оставив позади догорающий монастырь.
Глава 33
25 сентября 1757 года
Мы сидели в небольшом домике за столом с остатками трапезы и одинокой свечой между нами. Рядом спал Холден, в лихорадке, и время от времени я вставал и менял тряпицу у него на голове на более прохладную. Необходимо чтобы лихорадка прошла правильно, и только когда ему станет лучше, мы отправимся дальше.
— Отец был ассассином, — сказала Дженни, когда я сел. Мы впервые говорили об этих вещах с момента побега. Всё было как-то не до этого — надо было присматривать за Холденом, выбираться из Египта и каждую ночь искать себе пристанища.
— Я знаю, — сказал я.
— Знаешь?
— Да. Догадался. Еще тогда, когда ты намекала на это, много лет назад. Помнишь?
Ты еще называла меня «Прыскун»…
Она сжала губы и смущенно поежилась.
— …и говорила, что я наследник. И что рано или поздно я узнаю, что мне предназначено.
— Помню…
— Но узнал я скорее поздно, чем рано. Что мне предназначено.
— Но если ты понял, то почему жив Берч?
— А зачем ему умирать?
— Он тамплиер.
— Я тоже.
Она отпрянула, и лицо у нее потемнело от ярости.
— Ты — ты тамплиер! Но это противно всему, что отец когда-либо …
— Да, — спокойно ответил я. — Да, я тамплиер. И нет. Это не противно тому, во что верил наш отец. К тому времени, как я узнал о его убеждениях, я заметил много общего в этих двух доктринах. Я стал задумываться, а не являюсь ли я, принимая во внимание мою природу и мое нынешнее положение в Ордене, наиболее подходящей фигурой для объединения ассассинов и тамплиеров…
Я замолчал. Она немножко пьяна, понял я; у нее как-то странно скривилось лицо, и она презрительно фыркнула:
— А что же теперь с ним? С моим бывшим женишком, обладателем моего сердца, бравым и очаровательным Реджинальдом Берчем? Что с ним, скажи на милость?
— Реджинальд мой наставник, мой магистр. Именно он воспитывал меня все годы после налета.
Ее лицо исказила самая гадкая, самая ядовитая ухмылка, которую я только мог вообразить.
— Нет, ну не везунчик ли? Его, видишь ли, наставляли. А меня, представь, тоже наставляли — турецкие работорговцы.
Я чувствовал, что она будто видит меня насквозь, будто была свидетелем того, чем я занимался все эти годы; и я опустил глаза, а потом глянул в другую часть комнаты, где лежал Холден. Комната, полная моих прегрешений.
— Прости, — сказал я. И им обоим: — Простите.
— Да брось ты.
— Могло быть и хуже. В конце концов, я привыкла.
— К чему?
— Думаю, ты боготворил отца, так ведь, Хэйтем? Наверное, и сейчас боготворишь. Он солнце и луна. «Мой отец мой король». Но не для меня: я его ненавидела. Вся его болтовня о свободе, духовной свободе и свободе мысли, не распространялась на меня, его собственную дочь. Мне не полагалось занятий с оружием, помнишь? «Думать иначе» — не для Дженни. Просто: «Будь послушной девочкой и ступай замуж за Реджинальда Берча». Какая прелестная была бы пара. Смею заверить, султан со мной обходился лучше, чем он. Я когда-то сказала тебе, что наши жизни предначертаны, помнишь? Кое в чем я ошиблась, конечно, потому что мы и подумать не могли, как все обернется, но с другой-то стороны? С другой стороны я во всем права, Хэйтем, потому что ты родился, чтобы убивать, и ты убиваешь, а я родилась, чтобы обслуживать мужчин, и именно это я и делала. Но моя служба кончилась. А твоя?
Она умолкла, взяла стакан с вином и залпом выпила. Какие ужасные воспоминания пыталась она заглушить?
— Это ведь твои дружки тамплиеры напали на наш дом, — сказала она, когда стакан опустел. — Я уверена.
— Но ведь колец ты не видела.
— Не видела, и что? Что это доказывает? Что они сняли их, только и всего.
— Нет, Дженни, это не тамплиеры. Я с ними потом сталкивался. Это были наймиты.
Наемники.
Да, наемники, подумал я. Наемники, работавшие на Эдварда Брэддока, который был близок к Реджинальду…
Я подался вперед.
— Мне сказали, что у отца что-то было — что-то, что они искали. Ты знаешь, что это?
— Еще бы. Они везли это в повозке, той ночью.
— Что же это?
— Книга.
Во мне всё захолодело, замерло.
— Что за книга?
— Коричневая, в кожаном переплете, с печатью ассассинов.
Я кивнул.
— Сможешь узнать ее, если увидишь?
Она пожала плечами.
— Ну, наверное.
Я глянул на Холдена, на его тело, блестевшее от пота.
— Когда лихорадка пройдет, мы отправимся туда.
— Куда туда?
— Во Францию.
Глава 34
8 октября 1757 года
Утро было прохладное и солнечное, и точнее всего можно было бы назвать его «испятнанным» солнцем, потому что яркий свет, проникавший сквозь полог деревьев, превращал лесную подстилку в пестрое лоскутное одеяло с золотыми лоскутами.
Мы ехали верхом, друг за другом, трое, впереди был я. За мной ехала Дженни, давно уже скинувшая наряд служанки и облачившаяся в робу, полы которой свисали сбоку ее лошади. На голове у нее был большой темный капюшон, и лицо под ним вырисовывалось смутно, словно оно выглядывало из пещеры: хмурое, напряженное, в оправе седоватых волос, падавших на плечи. За Дженни следовал Холден в таком же, как у меня, наглухо застегнутом сюртуке, в шарфе и в треуголке, разве что сидел он несколько ссутулившись, и вид у него был бледный, болезненный и… неспокойный.