Поклонись роднику
Шрифт:
— Мужики, как рыба в вершу, идут к Бакланихе на самогонку, — сказала Настасья.
— Гля, того везут всё, что потребуется. Баба — пройда.
— Шофер-то вроде знакомый? — щурилась любопытная Настасья. — Точно, Петров, матка моя!
— Не родня ли Файкиному зятю? У нее Шура-то за какого-то Петрова вышла, говорят, хороший.
— Ну да, мало ли хоросьва. Приехал сюда после техникума механизации, обыкновенный парень, чего хорошего? Все ревнует ее, лежал в больнице такой-то молодой, так что Шура не больно счастлива. Мне она нравится.
— Славная.
— Теперь она
— Ну ясно, на полноте человек всегда хороший делается.
— Вот, вишь, села да и кружу, надо идти пообедать да грибы перебирать. — Настасья поперекладывала с места на место ядреные белые и красноголовки. — Лук-то вытаскала?
— Нет еще.
— А я уж обрезала и повесила. Теперь из-за луку да из-за грибов каждый день печку протапливаю. Давеча хлебы пекла — получились какие-то аляляшки: тесто не всходит, жиднет. Ну да, сама-то съем что попадя. Ты баню завтра не собираешься прокурить?
— А что?
— Дак, матка, преображенье послезавтра!
— Ай, верно! Надо истопить. Я тебя крикну.
— Вот рассиделась, вставать-то и тяжело. Ну-ка, ты, модная, ступай к хозяйке! — Настасья столкнула кошку с колен и заковыляла с тяжелой корзиной.
Кончилась беседа. К вечеру, может быть, придут Августа Бакланова или Евдоха Тараканова, завяжется новый разговор. Вроде бы на отшибе живут еремейцевские старухи, а в курсе всех совхозных новостей. Пока еще их несколько человек в деревне, вот и тянутся друг к другу, чувствуя потребность в общении. Правда, с Евдохой Таракановой частенько нет ладу, потому что шибко кляузная, вечно всех подозревает и чем старше, тем несносней становится. Надоело ей трафить, да что поделаешь, если приходится жить в соседях.
Крыльцо давно просохло. Маленькая, аккуратная Манефа скинула обутку, ступила босыми ногами на чистые половицы с чувством удовлетворения.
Наташа постояла возле штакетника детского сада, глядя, как ребятишки, будто воробьи, щебечут вокруг молодой воспитательницы, сидевшей на краю песочницы. Позавидовала ей, точно все эти малыши были ее собственными детьми. И самой захотелось побыть в их окружении.
— Олечка, пошли домой! — окликнула она Тамарину дочь. Не первый раз брала ее из садика, когда была занята мать.
Худенькая загорелая девочка радостно подбежала к ней, приткнулась к ногам.
— Ну, как у тебя делишки? — спросила Наташа. — Не обижают?
— Нет. Мы сегодня ходили на прогулку вон туда: там много васильков. Ты умеешь плести венок?
— Умею.
— Пойдем сплетем.
Они вышли в поле. Олечка принялась старательно собирать по опушке васильки, Наташа сплетала их, сидя на камне-валуне: обеим занятно. Венок получился нарядный, плотный, Наташа примерила его на голову Олечке, связала. Девочка была очень довольна: рот до ушей, черные глазенки сияют торжеством.
— Царевна ты моя! — восхищенно произнесла Наташа, обнимая ее и любовно прижимая к себе. И такие чувства нахлынули, что даже слезы навернулись.
— Тетя Наташа, ты чего? — спросила Олечка, не понимая, с чего вдруг она заплакала, если все так хорошо.
Что можно было ответить
— Видали, Тамаркину дочку ведет.
— Уж больно статна да красива!
— Плохого про Наталью ничего не скажешь. Я вчера была в медпункте, поговорила с ней — обходительная такая.
— Этта в магазине долго с нами стояла.
— Каждый день ходит за молоком к Варваре.
— Не только за молоком: и другое съестное несут от матки с батькой, потому что у себя и во дворе, и в огороде пусто.
— Ну, обожди, разживутся…
Наташа не слышала этих разговоров, она только догадывалась, что судят-рядят о ней. Ясное дело, человек она в селе новый, жена директора: все посматривают на нее с любопытством.
— Олечка, хочешь к нам зайти? — спросила Наташа.
— Хочу. Ты мне книжку почитаешь?
— Конечно.
Вошли в дом. Олечке он очень нравился, потому что был похож на теремок. Она побегала по чистым, прибранным комнатам, взбрыкнув ножонками, прыгнула на диван…
Алексей еще с улицы услышал заливистый Олечкин смех и сам приободрился.
— О, у нас в гостях Олечка! — весело сказал он, снимая пиджак.
— Ага. Мы про фантазеров читаем. Дядя Леша, а Барбос и Бобик улеглись на дедушкину постель! Хи-хи!
— Неужели?!
— Правда, улеглись! — озорно сверкала глазенками Олечка. — Смотри, какой у меня венок! Тетя Наташа сплела.
— Тебе нравится у нас?
— Нравится.
— Так оставайся-ка жить у нас, — шутливо сказала Наташа. — Останешься?
— Останусь. — Девочка настороженно помолчала и добавила: — Только маму спрошу.
— Ах ты, глупенькая! Ну, пошли спросим маму.
Алексей с грустью смотрел в окно, когда Наташа с Олечкой направились к родительскому дому. Шустрая племянница все забегала вперед, поправляя на голове венок из васильков, с которым не хотела расставаться. Немного побыла, позвенела, что колокольчик, и снова — тишина. «И верно, жила бы она у нас, — подумал Алексей. — Да разве это возможно? Разве Иван с Тамарой позволят? Глупости все это».
Он устало опустился на диван, взял в руки книжку под названием «Фантазеры» и задумался, глядя на обложку.
«Министерство сельского хозяйства РСФСР
Институт Центрогипрозем, К-ой филиал
…Совхоз организован в 1960 году.
Общая площадь землепользования — 7357 га,
сельхозугодий — 4009 га,
пашни — 2204 га,
сенокосов — 1105 га,
пастбищ — 700 га,
прочих угодий (лес, кустарники) — 3347 га.
Село Белоречье находится в пятнадцати километрах от райцентра, села Покровского, и связано с ним дорогой, имеющей гравийное покрытие…»