Поклонись роднику

Бородкин Юрий Серафимович

Никто из механизаторов не хотел брать мощный трактор, потому что обслуживать его сложней, а норма выработки намного больше. Толька Иванов согласился. Вообще-то он возит молоко с ферм на сырзавод, но, пока наладилась дорога, пустили машину-молоковоз.

Навстречу пропылил КамАЗ, присланный из «Сельхозтехники» на отвозку зерна: тоже берет семь тонн за один рейс! Значит, у комбайнеров пошло дело ходом.

— Фу-ты, черт, напылил! — Толька зажмурился, сдувая пыль, попавшую в кабину. Его рыжеватые кудри приобрели серый оттенок, и лицо было припудрено. — Сейчас и на машинах можно где угодно гонять.

— Да,

подержалась бы такая погода.

— Передавали — завтра без осадков.

— Кто знает? Погоду не закажешь.

На небе лишь кое-где белыми мазками виднелись легкие верховые облачка, ничто не предвещало дождя. Четыре комбайна с мощным утробным гулом двигались один за другим по полю, спускавшемуся полого к речке Катенихе. Раньше узким местом была сушка зерна, теперь с пуском площадки ничто не сдерживало ход жатвы. Радовала слаженная работа молодых комбайнеров: стараются парни, понимают, что каждый погожий день дорог. Самый старший из них Сергей Малышев. Не много пришлось отдохнуть после возвращения из Воркуты: как останешься в стороне, если идет уборочная?

Логинов дал знак рукой, комбайны поочередно остановились. Не заглушая двигателей, парни сошлись все вместе: вспотевшие лица, пропыленные спецовки. У Малышева даже на спине расплылось темное пятно; жадно принялся пить прохладную воду, обливая подбородок и грудь.

— Нам-то оставь, всю канистру выдуешь! — смеялись парни.

— После Севера непривычно к такой жаре.

— Освоился на комбайне? — спросил Логинов.

— Порядок! Все припоминается, хотя ребята, пожалуй, пошустрей меня управляются.

— Как закончите здесь, перегоняйте комбайны в Сафоново: там неплохой овес, — распорядился Логинов. — Надо сначала убрать на семена участки, которые получше. Давайте по-стахановски, пока позволяет погода.

Комбайнеры начали расходиться. Логинов остановил Андрея Силантьева, плотно сбитого паренька в кепке, сдвинутой на затылок. Спросил:

— Как настроение, Андрюша? Не тяжело?

— Ничего.

— Насчет института не переживай — дело поправимое. На будущий год еще разок попытайся.

— Больше не буду, — твердо заявил Андрей. — Я не очень и надеялся, потому что две тройки в аттестате. Между прочим, отец институтов не кончал, а технику знает лучше любого механика.

Именно отец приобщил его сызмальства к технике, потому и работает как заправский механизатор. Конечно, надо бы принимать в сельхозинститут таких сноровистых парней с настоящей крестьянской жилкой. Другой не поступил, не знал бы, куда податься. Андрей пришел в контору, попросился на комбайн. Может быть, в том и найдет свое призвание, что продолжит дело отца? Очень уж он похож на него: такое же открытое, лобастое лицо с добрыми голубыми глазами, такая же основательность в каждом движении, в самой коренастой фигуре. Сел за штурвал комбайна — копия Николай Михайлович, и козырек кепки так же торчит кверху. Побольше бы таких семей, как Силантьевы: кого ни возьми — надежные люди. На них-то и держится деревня.

Вновь загудели комбайны. Убрать бы все, засыпать собственные семена, чтобы люди поверили в свои возможности, а то уж свыклись с тем, что кое-как сеют, кое-как убирают.

На краю деревни, возле изгороди, за которой находились телята, стоял Павел Носков: тоже с интересом наблюдал за жатвой. Сам бывший тракторист,

он чувствовал себя потревоженно, когда в Пустошках начинались полевые работы. Гул моторов, крикливые голоса парней оживляли хуторскую тишину, и деревня казалась еще не такой покинутой. Третье лето Павел с женой держат на летнем откорме полсотни телят. Около крыльца у него всегда стоит старенький «Беларусь». Подвезти подкормку телятам, что-то перемонтировать — весь день занят. Нет, в старики записываться рано.

Завидев приближающегося директора, он бодро двинулся навстречу своей торопливой прискочкой. Логинов тоже был рад повидать Носкова, шел и думал: покуда жив этот трудолюбивый человек, живы будут и Пустошки…

Вечером, уже в сумерках, Логинов снова заглянул на зерноплощадку. Бригада шабашников все еще стучала молотками, сколачивая при электрическом освещении последние сусеки. Ровно гудели два вентилятора, гнавшие горячий воздух через зерно, и теплый его запах наполнял все пространство под шиферной крышей. «Пошло дело, пошло!» — удовлетворенно думал Логинов.

Удивился, заметив Колю Мельникова.

— Ты чего здесь так поздно?

— Смотрю, все ли нормально, — застенчиво шмыгнул носом практикант.

Серьезный парень. Небось Макашин давно дрыхнет, а этот беспокоится за оборудование.

— Выключать или нет их на ночь? — кивнул Коля на вентиляторы.

— Пусть крутятся, иди отдыхай. Голубев тут присмотрит.

Иван Голубев, рыжий блеклолицый мужик, еще далеко не пенсионного возраста, снова был лишен на год шоферских прав и теперь дежурил на зерносушилке. Издалека было видно, как, сидя возле ворот на чурбачке, он клюет носом, но при этом как бы автоматически натопывает ногой, давая знать, что он бодрствует. Тоже горе-кадр. Нынче надо делать ставку на молодежь, на таких парней, как Андрей Силантьев и Коля Мельников. Умеют работать, им только надо дать направление. Они — надежда совхоза.

Логинов шагал еще не угомонившейся сельской улицей. Как обычно, его останавливали разными вопросами, просьбами: одной из доярок потребовалось съездить в райцентр, дескать, давай замену; у Мишаткина кончается газ на складе, а газовоз не отремонтирован; директор школы просит ускорить отделку классов в новом здании школы, поскольку считанные дни остаются до начала занятий; Сашка Соловьев надумал перевозить баню из Макарова…

Навстречу от моста профырчали два мотоцикла, на каждом — разговорчивая парочка. В воздухе растворился горький бензиновый дымок. Под горой белым валом тумана обозначилась Сотьма, за ней темнел лес; в раменской стороне догорала уже неяркая августовская заря. Привычная и милая сердцу картина…

19

Николай Баранов вдвоем с шофером ездили в город получать в воинской части списанный трехосный ЗИЛ. Вернулись через три дня. Едва подошел к дому, соседка Дарья Копылова, собиравшая в палисаднике помидоры, заговорщическим полушепотом подозвала к себе:

— Поди-к сюды, Николай… Уж не хотела говорить, да по-суседски надо предупредить.

— Чего? — насторожился Баранов.

— Я ведь плохо сплю, а вчера под утро слышу, на подволоке такую возню подняли коты! Марьин-то Мурзик все ходит бить моего Шалуна: ну скажи, такой ненавистник — на убив бьет! Уж за ушам дак всю шерсть выдрал, до крови исцарапал…