Поколение «все и сразу»
Шрифт:
Конечно не могут! С неприязнью думаю я, скривив губы и наморщив лоб, всматриваясь в равнодушные лица, за которыми мозг гоняет насосом мысли о том, что поступают они как нельзя благородно, что эта смерть несет святую доброту… Конечно, не могут смотреть! Конечно, они уйдут, оставаясь чистыми и переложив обряд усыпления в руки, которые получают за это деньги! Конечно, они расскажут друзьям и близким о благородном спасении котенка! Конечно, так обязательно и случится. Конечно, смерть эта ляжет на наши души, потому что нам всучили деньги…
Женщины выходят за дверь. Один прокол вены тонкой иголкой, два шприца… Котенок
Марина Александровна смотрит на меня как-то потерянно и будто не знает, куда себя деть…
– Жалко его…
– Конечно, – соглашаюсь я, хмуря брови, с напрочь отсутствующим желаниям поддерживать диалог дальше.
5
Прогулка с Кариной обратилась в блуждание по лабиринту из домов: мы отталкиваемся от одной стены к другой, как бильярдные шары… Меня всегда забавляли попытки угадать, что думают окружающие обо мне и девушке, которая рядом со мной. За кого они нас принимают, когда одаряют нас продолжительными взглядами любопытствующих?
Впереди видится парадная ее дома. Неужели прогулка подходит к концу? Время подходит к шести. Солнце медленно склоняется к горизонту, пуская желтые лучи с небольшой примесью оранжевого, мы болтали без перерыва более четырех часов. И от вида этой чертовой коричневой двери с облезшей краской сердце мое настороженно, однако ускоренно, застучало. Прощаться не хочется, тянет говорить с ней еще и еще, часы напролет. Сказанного слишком мало, нужно еще…
– Мы ходим кругами, – иронично озвучиваю самое очевидное я.
– Правда? Я и не заметила, – она улыбается и шутливо оглядывается по сторонам, – тогда, может, еще один круг?
– С радостью! – Счастью моему предела нет, только вот по какой-то насмешки судьбы разговор наш отчего-то заходит в тупик.
Мы благополучно проплываем мимо ее парадной. Не зная, как спрятаться от уродливого молчания, я с надуманным интересом разглядываю окна: стекла как стекла, тюль, шторы, кое-где горшки с цветами… Впереди горделиво блестит ало-красным металлом старая «Волга». Сколько же потребовалось и сил, и денег, чтобы отреставрировать такой раритет?
– Часто заглядываюсь на номера машин: ищу три шестерки.
– И как? Находил?
– Один раз, по-моему, – вопросы она задает с такими игривыми интонациями, словно интересует ее всякая пустяковая мелочь.
– Забавно, а я, кажется, ни разу не задавалась подобным…
Опять тупик, хотя буквально минут десять назад я восхищался тем, как плавно вытекают темы одна из другой… Устала, вдруг приходит в голову заботливая мысль. Мы более четырех часов, не останавливаясь, топчем дворовые дороги… А ведь нам, свободным птицам, требуется больше пространства, больше красот, больше сверканий золота и серебра… Мы живем в Северной столице и намеренно ограничиваемся от достопримечательностей, предпочитая скучные жилые районы.
За прогулку я успел заметить, что, слушая, она именно восхищается моими речами. Большего-то для счастья и не требуется. Только одни ее широкие глаза, полные увлечения, строят множество хрупких мостов… Она отвечает так искренне, так подробно, слушает и уточняет, будто и сама, как профессионал, заинтересована во всем, что я изрекаю, и я без
– У моего папы обычный семейный седан, – заполняет она паузу. – Мне не нравится. Простой и скучный, ничего интересного. Зато у дяди машина бизнес-класса. Такая замечательная! Я бы себе хотела точно такую же. Тебе нравится “Мерседес”?
– Нет, – эта марка ассоциируется у меня с зазнавшимся ублюдками, богатеющими на населении, да и внешний вид его не особо-то привлекает.
– Как же так? И почему?
Я пожимаю плечами, не желая выплескивать негатив. Со своими светлыми щеками и светлыми лбом Карина представляется мне чистейшим существом прозрачной энергии, которое ни при каких обстоятельствах не следует осквернять негативом. Ни при каких обстоятельствах. Никогда. Рыцарское благородство или детский лепет?
– Не нравится, и все.
– Такой автомобиль – показатель достатка. Мой дядя достаточно богатый человек, у него свой бизнес, – тут я навострил уши.
– Чем он занимается? – Ведь если смог один, значит, смогу и я, ведь если кто-то совершил триумф, значит, триумф не мистика, значит, он возможен, значит, и я добьюсь своего. В сущности-то, не настолько уж важно, чем занимается ее дядя…
– Я плохо знаю, но, кажется, чем-то связанным со строительством. Он закончил только девять классов, а потом сразу ушел в свое дело. Представляешь, два раза в год летает с семьей в Дубай… – Мечтательно затягивает она, а потом замолкает на несколько мгновений, как будто представляет себя в самолете, направляющимся на юг. – Точно! Он занимается строительством, потому что я точно помню, как он помогал моим родителям с ремонтом.
– Бесплатно?
– Нет конечно! – В небольшом возмущении дышит она. – За деньги, с чего это вдруг он должен работать просто так?
Я пожимаю плечами, потому как с ее устоявшимся мнением спорить ни малейшего желания: наши понятия ничто иное, как навязанные за десятилетия родительское мнение, и потому доказывать свою правоту… Хотя казалось мне, вернее, так научили родители, что к родственникам цены не имеют ни грамма отношения…
Вдруг ни с того ни с сего Карина перегораживает мне дорогу, воплощая неуверенность, морща лоб, будто собираясь с мыслями, чтобы выдать нечто невероятно важное, и я невольно настораживаюсь, предчувствуя неладное, свожу брови, сощуриваю глаза. Мы стоим на середине проезжей части между сталинскими домами, и везет нам в том, что ни одна машина не мчится в нашу сторону.
– Неловко просить тебя, но ты не мог бы завтра утром сходить со мной в поликлинику. Мне надо сдать… Я так боюсь… Боже! Какой позор! Я боюсь крови… – Жалостливые глаза. Дикий страх за долю секунды охватывает женский разум, и кажется, что именно сейчас, именно в эту минуту, отгородить ее от всех напастей могу лишь я, и она это чувствует, пускай неосознанно, но чувствует, поэтому и просит меня, но сдерживается в рамках приличия, не позволяя себе кинуться мне на шею. – Тут недалеко.
– Во сколько тебя встретить?