Поколение «все и сразу»
Шрифт:
– В восемь, если тебе будет не тяжело.
Я улыбаюсь – сегодня день улыбок, и губы уже аж болят, – и мысленно с теплотой беру ее за руки. Каждую клеточку моего тела так и тянет коснуться ее. Мелодрамой обливается сердце, требуя прикосновений. В груди бушует пожар, не имея возможности вырваться и воссоединиться с солнцем…
– Нисколько. Я подойду к парадной. Так удобно будет?
– Ну конечно!
Выдавливает она, не раздумывая, и затем медленно, борясь с неуверенностью, аккуратно подступив ко мне вплотную, обхватывает мою шею. Она тянется ко мне, боясь нарушить личное пространство и одновременно желая прильнуть ко мне всем телом, о чем кричит ее светлая кожа. Какое
– Спасибо большое! Мне, правда, некого более просить. Если бы я не боялась…
– Знаешь, я даже рад. Мы ведь встретимся… Кстати, – тут меня решительно потянуло в наступление, – завтра днем ты свободна?
– Свободна.
– Тогда, может, сразу поедем в центр? Я знаю отличное место, где можно позавтракать.
– Не уверена. После этих процедур чувствую себя плохо… Я не уверена в том, чтобы ехать сразу, – поспешила исправляется она, заметив мои опускающиеся брови, – но днем я обязательно найду силы.
– Честно?
– Да, обязательно! – Мы опять замолкаем. Ступаем по знакомым тропинкам, по которым за сегодняшний день уже прохаживаемся в третий раз. Дорожка ведет к парадной Карины. Времени ничтожные гроши… С виноватой интонацией в голосе, будто давнее обещание нарушилось, Карина заговаривает. – Но это ведь так глупо, правда? Ну, очень же глупо? Совсем по-детски? И ведь мне слово это сложно произнести, настолько все плохо…
– Я не считаю твой страх глупым. Почему же ему не быть? Кто-то боится пауков, например…
Она пожимает тонкими плечами и озабоченно погружается в страх завтрашнего дня.
Это явный шанс. Я захожу в первый попавшийся супермаркет, в очередной раз фильтрую привычные цены. Удивляет, что небольшая плитка шоколада стоит дороже хлеба, килограмма картофеля и многого прочего… На кассе я не думаю ни о чем, только маринуюсь в желании скорее смыться домой, однако, как на зло, с кассиром выясняют отношения покупатели, из всех сил доказывающие завышение цены – где-то повесили неправильный ценник или не убрали старый… Переехав в комнату, начав полностью самостоятельную жизнь, я чуть ли не при каждом посещении магазина натыкаюсь на эти классические разборки, не они ли и есть настырное напоминание бедности? Ведь, предполагаю я, только бедняки, у кого каждый рубль на прицеле, борются за скидку… Забавно, что спорящие уходили, чаще всего, с пустыми руками…
Домой возвратился я одновременно усталым и заряженным энергией. Больше бы встреч, чаще бы видеть светлое лицо и слышать певучий голос. Чтобы дожить до завтра, потребуется величайшее терпение… Я еще толком не знаю ее, но уже рвусь действовать ради нее. Нет, не просто действовать, а завоевывать мир, загребая под собственные ноги богатства и славу…
Я отворяю входную дверь в веселом расположении духа, позабыв о том то, что живу в коммунальной квартире.
– Когда женщина приедет?
Растерянность ударяет волной воздуха в лицо. Я не успел закрыть дверь на замок, а на меня уже нападают чужие с вопросами… Передо мной выросла сорокалетняя женщина ниже меня на голову. Ошеломленный, я стою в дверях и все гадаю: зачем она смотрит на меня так, словно я должен сию же секунду раскрыть кошелек и всучить ей крупные бумаги?
– Нам воду чинить
Куда же без этого сбора пожертвований, начинаю злиться я. В голове не укладывается, что после такого дня с надеждами на будущее чертовы коммунальные соседи, оскверняя сладость послевкусия, пристанут с идиотским требованием денег.
– Не знаю, когда она приедет…
– Воду нужно чинить, – настойчиво повторяет она, требовательно повышая голос. – По десять тысяч с каждого. Вызвать мастера стоит немыслимо дорого, поэтому с каждого по десять тысяч!
– Дорого как… Помочь ничем не могу, – зарплата моя не настолько уж высока, а вкладываться в эту чертову коммуналку, находящуюся в аварийном состоянии…
– Нам нужны деньги на ремонт…
– Ничем не могу помочь! – Оскаливаюсь я и прошмыгиваю к своей комнате. Она корчит такую разочарованную и вместе с тем потерянную мину, будто ей только что выдвинули требование немедленно покинуть Россию, дарственно передав все имущество государству… А я равнодушно, нахмурив брови, но не обращая внимания, прошел и сунул ключ в замок. Что же еще остается? Вести диалог? Рассказывать о своем финансовом положении? Такие в покое не оставляют: требуют и требуют…
– И больше не смейте спрашивать! Никогда она не приедет в эту чертову конуру! Никогда и ни за что! – Ору я в собственной голове, аккуратно закрывая старую дверь, которая настолько хлипкая, что, кажется, не способна выдержать и одного удара ногой…
Я закрываюсь на защелку. Раздеваться не спешу, как будто бы в ожидании сообщение о нетерпении, о желании встретиться вновь и прямо сейчас. Подступаю к окну. Ну что я там не видел? Двор как двор. Детская площадка, припаркованные машины – белые, красные, черные… Странно, что по площадке не бегают дети. Еще несколько месяцев назад, до начала лета, я жил на проспекте Науки. Замечательный район, усеянный девятиэтажками, с достаточно большими парками и скверами, в которых я любил прохаживаться. Помню, во дворе детские возгласы не смолкали часов до девяти вечера, а потом, почти что до полночи, орали пьяные подростки.
Я так дорожу проведенным с Кариной временем, касаниями, случайность которых будто бы создавали порывы ветра, что будто бы именно по этой причине не спешу переодеться и умыться, ведь этими бытовыми мелочами я непременно смахну с себя тень девушки, ее дыхание и слова… Засыпая, как в порядке вещей, я возьмусь мысленно прогуливаться с ней по бульварам или набережным в надежде, что дальше мы встретимся случайными прохожими в сновидениях…
На стене в моей комнате висят старые круглые часы, пустившие по стеклу крохотные трещины. Их диковинка – вечное стояние на одном и том же месте от отсутствия питающей батарейки… Но я все равно оборачиваюсь, чтобы по древней привычке бросить на них измученный нетерпением взгляд. Растерянно посопев носом, я тянусь к рукаву левой руки. Время приближается к позднему часу, хотя двор все еще заливают последние лучи солнца, а не фонари. Ужаленный, я суетливо хватаюсь за телефон так, словно по воле загадочного случая вспомнил о забытом будильнике накануне самого сна…
– Да, добрый вечер. Это Андрей. Я завтра не смогу выйти.
– С чего это вдруг? – Раздается с другой концы провода беспроводного телефона. Отвечала Кристина, и из всего коллектива она симпатизировала мне больше всего. Наверное, потому, что в свои тридцать с хвостиком, будучи замужем и с двенадцатилетней дочерью, она все еще заядлая любительница шуток, клубов и выпивки.
– Плохо себя чувствую, – тут я как нельзя театральные понижаю голос, уподобляясь осипшему больному. – Боюсь разболеться. Думаю, мне лучше отлежаться несколько дней в тепле и спокойствие.