Поколение
Шрифт:
Широкие кустистые брови Сыромятникова удивленно поползли вверх, и он тут же добавил:
— Учтите, если у человека дельное предложение, оно не может погибнуть бесследно. Откажет человеку один начальник, а тот идет к другому, да еще повыше чином, и все равно добьется своего. Конечно, если он предлагает полезное и доброе. На этот счет даже существует закон, который открыл Дмитрий Иванович Менделеев. Он говорил, что в мире науки действует закон неуничтожаемости прогрессивных идей. Думаю, что он существует
— Вы, Борис Федорович, оперируете категориями вечности, — вмешался в разговор Лозневой. — Закон неуничтожаемости прогрессивных идей действительно существует. Но вот какая штука. Один американский ученый подсчитал, что от зарождения идеи до ее воплощения проходит примерно 250 лет. Нам этот срок не подходит.
Калтахчан неожиданно рассмеялся, и лицо его, сухое и строгое, вдруг потеплело. Сыромятников, недовольно хмыкнув, проворчал:
— Ну это, мил человек, все теория, а на практике оно по-другому. Вот ваше же предложение нашло дорогу! Хотя на первый взгляд и казалось…
— Но это только половина дела, — подхватил Миронов. — Почему мы гоним в воду столько металла? Видите, — указал он на груду чугунных полуколец, — приготовили двести тонн, чтобы утопить. А сколько у нас впереди еще рек? Тут не сотни, а тысячи тонн подавай.
— А как же вы без этих грузов обойдетесь? — вдруг настороженно спросил эксперт. — Вы думаете, газопровод может лечь на дно по одному вашему приказу?
— Нет, не думаю. Но почему грузы обязательно должны быть из металла, а не из железобетона?
— Всему свое место. Железобетон идет в поймы рек, а в русло — металл.
— А почему?
— Таков расчет. Такова практика.
— Но железобетонные грузы могут стоять и в русле, ведь за границей уже отказались от металла.
— Да, отказались, — жестким голосом отозвался Калтахчан, и лицо его опять посуровело и стало непроницаемо. — Но в этом еще не вся правда. Во-первых, дай вам бог разделаться с той кашей, какую вы заварили, и удачно перейти реку.
— Реку мы уже перешли, — отозвался Лозневой. — Осталось опустить плети на дно в траншеи.
— А это тоже немало, — подхватил эксперт. — Так зачем же вам осложнять работы и увеличивать риск из-за какой-то сотни тонн металла, когда мы тратим тысячи? А во-вторых, — он испытующе посмотрел на Олега Ивановича и Миронова и, словно решившись, продолжал: — Во-вторых, не всякая экономия хороша и выгодна. Если вы даже докажете, что надо ставить железобетонные грузы, то пострадаете от этого новшества прежде всего сами. Вы же знаете, что за навеску железобетона платят меньше, чем за навеску металлических грузов. А возни с ними больше.
Сыромятников во время этого разговора тревожно смотрел то на Калтахчана, то на Миронова и вдруг растерянно спросил:
— А если бы навешивали золотые грузы, то
— Платили, — отпарировал эксперт.
— Странно…
— Ничего тут странного. Чем дороже материал, тем выше стоимость изделия и тем больше заработок… Это общее правило при производстве любой промышленной продукции.
— Но это же абсурд, — бросил Сыромятников. — Выходит, чем больше мы закопаем в землю ценностей, тем больше нам заплатят.
Эксперт развел руками.
— Так что же тогда, пусть гибнет металл? — отозвался Миронов.
— А он не гибнет. Еще неизвестно, что мы тут выигрываем, а что проигрываем.
Все умолкли. А эксперт, видимо стараясь развеять недоброе впечатление от своих слов, спросил у Миронова:
— Кстати, вы оформили свой новый переход как рационализаторское предложение? Расчеты Олега Ивановича — это одно, а их воплощение… Тут скромничать не надо. Отберите лучших трудяг, кто имеет к этому непосредственное отношение, и подавайте в БРИЗ. Поддержим.
— Плохо вы о нас думаете, — ответил Миронов. — От того, что нам положено, мы не откажемся. Но и не отступим от того, что выгодно для государства и полезно для дела.
— Речь не мальчика, а мужа, — весело заключил разговор Калтахчан. — Только не испытывайте судьбу дважды. Сначала доведите до конца переход, а потом беритесь за другое. И я вам обещаю поддержку.
Осадок от этого разговора остался неприятный. Все молчали, и только Сыромятников, отойдя в сторону, сердито бормотал что-то.
Олегу Ивановичу разговор казался ненужным. «Не сейчас и не здесь надо говорить. Теперь надо думать только о переходе, об этих километровых плетях труб. Как-то они лягут поперек реки».
А Миронова поразил эксперт. «Молчал, молчал и выдал». Он так и не понял, когда же эксперт был искренним. Тогда ли, когда отговаривал его от затеи с грузами, или когда обещал поддержку?
Две гигантские плети, каждая длиною более километра, лежали готовыми к укладке на дно русловых и пойменных траншей. Переход через реки всегда делается двухниточным. Трубы укладываются на расстоянии 40—50 метров друг от друга. Это делается на случай аварии. Если одна из ниток выходит из строя, то по другой продолжает идти газ.
Олег Иванович и Сыромятников шли вдоль траншеи, останавливаясь у трубоукладчиков. По всей длине перехода готовились к подъему дюкера. Все было рассчитано по минутам. Каждый хорошо знал, что и когда ему надо делать, и теперь, когда «машина» подъема и укладки дюкера была запущена, лучше не вмешиваться в ее работу.
Поэтому-то Миронов увел Сыромятникова к пойменной траншее, откуда можно только наблюдать за работой. Лозневой и Калтахчан ушли к самому руслу реки. Эксперт хотел быть ближе к дюкеру, чтобы за всем проследить самому.