Покорение Южного полюса. Гонка лидеров
Шрифт:
Кэтлин Скотт, которая в это время плыла в Новую Зеландию, чтобы встретить мужа, быстро поняла суть дела: «Они бы выбрались, если бы не поражение, — написала она адмиралу Эгертону, патрону Скотта в Адмиралтействе, — поэтому я очень рада, что они не выбрались».
Действительно, если бы Скотту удалось спастись, он навсегда остался бы в истории вторым, то есть никем. Кроме того, велики были шансы, что при этом вскроются все факты плохой организации, начнётся разбирательство — и несостоявшийся герой с большой долей вероятности будет дискредитирован и умрёт в безвестности. Точно подметил это и Хью Роберт Милл в своём ответе на просьбу написать статью в апрельский номер «Географического журнала» за 1912 год после того, как «Терра Нова» принёс подтверждение о неудаче Скотта, которого пока считали живым:
Я
Даже если Скотт дойдёт до полюса, он… не достигнет ничего, кроме того, что приведёт свою партию обратно живой.
Итак, всё сложилось как нельзя лучше. Перефразируя высказывание Шеклтона, Кэтлин и её соотечественники предпочитали мёртвого льва живому ослу. По словам журналиста того времени Ханнена Сваффера, в британской истории «не было ничего столь же драматического, за исключением смерти Нельсона в час победы». Адмиралтейство объявило, что считает Скотта и его товарищей «погибшими на поле боя». В качестве беспрецедентного жеста Кэтлин даровали титул леди Скотт, как будто её муж при жизни был произведён в рыцарское достоинство. Лорд-мэр Лондона создал фонд для помощи родственникам погибших полярников, и британская публика отреагировала на это со своей обычной в случаях национальных бедствий горячностью. В лондонском соборе Святого Петра провели поминальную службу — и всё ради одной из самых неэффективных полярных экспедиций во главе с одним из худших полярных исследователей.
Страну разбудило обращение Скотта к публике:
Наше крушение, конечно, вызвано внезапным наступлением плохой погоды… Я не думаю, что человеческие существа когда-нибудь ещё переживали такой месяц, который пришлось вынести нам… Я не сожалею об этом путешествии, ведь оно показало, что англичане могут преодолевать трудности, помогать друг другу — и встретить смерть с беспредельной стойкостью, как и встарь.
Амундсен подошёл к покорению полюса как к чему-то среднему между искусством и спортом. Скотт превратил полярные исследования в героическое дело ради самого героизма. Госпожа Оутс, переживая по поводу самоубийства сына — если называть вещи своими именами, — возможно, зашла слишком далеко, когда назвала Скотта «убийцей», но совершенно очевидно, что он был в ответе за смерть своих спутников.
Для широкой публики придумали историю, будто Оутс пожертвовал собой ради своих товарищей, хотя между строк дневника Скотта прослеживается настоящая трагедия:
Титус Оутс [написал Скотт 11 марта] очень близок к концу… Мы обсуждали этот вопрос… он храбрый парень и понимает ситуацию, но практически просит совета. Ему ничего не могло быть сказано, лишь предложено идти дальше — сколько сможет.
Но все свидетельства о том, что бедный Оутс сам покончил с собой после того, как боль стала непереносимой — особенно письмо Уилсона к госпоже Оутс, — были скрыты. Трагедию пришлось позолотить, выдумав героический поступок, иначе ответственность возложили бы на Скотта — а это не пошло бы ему на пользу.
Нигде в записях полярной партии Оутс явно не говорит, что расстаётся с жизнью из героического самопожертвования. Эта сказка основана на намёках в дневнике Скотта.
Близкие Оутса вели себя очень сдержанно. Госпожа Оутс так и не смогла простить Скотта. Она вела себя как мать жертвы, а не героя. Она отказалась от приглашения в Букингемский дворец, чтобы принять посмертно присвоенную её сыну «Полярную медаль». В стремлении узнать правду она расспрашивала вернувшихся членов экспедиции обо всех деталях. Она собрала подробные доказательства неуравновешенного поведения Скотта. Она записала слова Мирса, сказанные ей: «Всегда было много проблем и несчастий… и хуже всего то, что категорически запрещалось выйти из строя». И Аткинсон, и Эванс заявили в один голос: её сын сожалел о том, что присоединился к экспедиции. Ещё больше усугубило положение то, что ей написал подполковник Фрайер, старый командир её сына, никогда не доверявший Скотту из-за слухов о его характере. Он рассказал, что пытался отговорить Оутса от участия в этой экспедиции так, «будто он был моим младшим братом». Разобравшись в этом деле для того, чтобы узнать горькую правду, госпожа Оутс тем не менее публично согласилась с трактовкой поведения своего сына в рамках официально принятой легенды. А «Тедди» Эванс написал ей слишком
В соборах Англии продолжались печальные памятные службы. Одна из типичных проповедей, прочитанная в церкви на территории доков военно-морского флота в Девонпорте, восхваляла Оутса и его товарищей за «напоминание всем нам… о славном самопожертвовании, о благословенном поражении». Со всех сторон звучало обильное пустословие на тему способности «вырвать победу из клыков смерти». Оутс был совершенно другим человеком, слишком прямым и рациональным. В его поступке было что-то очень символическое: аристократ, ищущий смерти, потому что ему нигде нет больше места; оставался только один выход.
Эта проповедь больше подходила для Скотта. Его поступки и особенно его литературный стиль в полной мере отвечали духу соотечественников. Он олицетворял славное поражение, которое к этому моменту стало британским идеалом. Такой герой идеально соответствовал нации, находившейся в упадке.
Было предпринято очень мало попыток проанализировать причины несчастья. Наиболее удобным выходом из положения стала возможность назвать катастрофу добродетелью и загримировать некомпетентность под героизм. Невзирая на реальные ошеломляющие свидетельства, «Лондон Дейли Кроникл» писала, что «экспедиция капитана Скотта, несомненно, была экипирована лучше всех тех, кто когда-либо исследовал антарктический континент». «Таймс» привычно занималась софистикой: «Давайте выкинем из головы все слухи… о „расе“, циркулирующие в определённых кругах», — призывала она, добавляя, что истинная ценность этой антарктической экспедиции в том, что она была
духовной и поэтому поистине национальной. Она стала доказательством того, что в эпоху унылого материализма ещё находятся люди, готовые встретиться с трудностями, рискнуть и даже умереть ради идеи… Это характер людей, которые строили империи, и, пока он жив в нас, мы сможем сохранить империю, построенную нашими отцами.
Глава 35
Последнее приключение
Амундсен находился в Мэдисоне (штат Висконсин), когда узнал эти новости. «Я бы с радостью отказался от всей славы или денег, если бы тем самым помог Скотту избежать ужасной смерти», — сказал он журналисту.
На следующий день в Чикаго другой ожидавший Амундсена журналист описал, как он
скорбно смотрел на фотографию и безуспешно пытался скрыть свои эмоции… «Ужасно, ужасно», — восклицал Амундсен, нервно вышагивая по комнате из угла в угол… «Не могу спокойно читать последнее сообщение Скотта… и подумать только, — [добавил он], понизив голос, — эти отважные люди умирали там во льдах, а я в Австралии, в тепле и комфорте читал лекции».
В то время Амундсен уже ездил по Америке с лекциями, на которых рассказывал о покорении Южного полюса. Почти год он оставался единственной ключевой фигурой на авансцене полярных исследований. Казалось, ему всё простили. В Норвегии даже попытались присвоить ему звание профессора. «Было бы неплохо иметь регулярное годовое жалованье, — сказал он Нансену с присущей ему иронией, — но профессор… у меня нет для этого необходимой квалификации. Должен с благодарностью отказаться от лестного предложения». Все другие почести — а их было много — Амундсен бесстрастно принимал, откуда бы они ни поступали, так что Бьяаланд даже написал ему: «Поздравляю с триумфальным путешествием по миру». А потом пришёл «Терра Нова» и принёс историю, которую одна из газет назвала «Смертельным походом в Антарктике» — и на некоторое время Амундсен-победитель ушёл в тень Скотта-мученика.
До того, как появились эти новости, британцы утешали себя тем, что Амундсен победил исключительно благодаря «везению». Это раздражало Нансена настолько, что он написал в предисловии к книге Амундсена «Южный полюс», вышедшей на английском языке, буквально следующее: «Не стоит болтать о везении. Триумф Амундсена — это триумф силы и проницательности».
Теперь в Англии Амундсен стал идеальным козлом отпущения. Скотт, как гласила легенда, умер потому, что его сердце было разбито поражением на полюсе, следовательно, виноват не он, а тот, кто был настолько нетерпелив, что попал туда первым. Эта романтическая конструкция избавляла от неприятной необходимости отвечать на вопрос, почему Скотт оказался вторым. Но она противоречила рациональному уму Амундсена. С самого начала он открыто говорил о том, что Скотт сам спровоцировал случившееся с ним несчастье, что подразумевал и Нансен в ходе своей печальной переписки с сэром Клементсом Маркхэмом: