Покорение Южного полюса. Гонка лидеров
Шрифт:
Наконец, 15 июня, после захода в Кардифф за углём, «Терра Нова» покинул пределы Британии.
Никогда раньше или позже в мирное время я не слышал такого рёва, который заставлял дрожать воздух, когда «Терра Нова» выскользнул из доков [писал Гран]. Тысячи людей вопили так, словно лишались чувств. По рельсам, на которых были разложены капсюли-детонаторы, пустили вагоны, а сотни судов довершали всю эту какофонию своими свистками и сиренами. В створе последних ворот нас встретила небольшая эскадра украшенных флагами катеров, и в сопровождении этого эскорта мы под парами вышли в открытое море.
Скотт
Вернувшись на берег, он в полной мере оценил, что страна говорит о нём за его спиной. Здесь, в Кардиффе, он услышал истинный голос народа. Раньше его экспедицию многие считали пустой тратой денег, в то время как в Британии царили безработица и социальное неравенство. Сейчас те же голоса жаждали славы, а не хлеба. Скотт, как тореадор, ощущал тиранию толпы — он был её героем и, следовательно, её священной жертвой. Только сильный человек, гораздо сильнее самого Скотта, мог в такой ситуации проявить самостоятельность. Скотт уже был не в состоянии свернуть с этого пути.
Мало кто остался безучастным к происходящему. И вряд ли можно было обвинять некоторых моряков в желании покрасоваться в роли отважных исследователей, уходивших в замёрзшие моря.
И наконец, было третье отправление, на этот раз с лондонского вокзала Ватерлоо. 16 июля Скотт уехал из Лондона в 11:35 на специальном поезде, чей график был согласован с расписанием пароходов, в Саутгемптон, чтобы на военном корабле «Саксон» отплыть в Кейптаун. В последний момент Кэтлин решила сопровождать его до самой Новой Зеландии, оставив ребёнка с няней. К ним присоединились жёны Уилсона и «Тедди» Эванса, чтобы ещё раз повидаться со своими мужьями.
Глава 20
Тайна раскрыта
С экспедициями Скотта и Амундсена прощались по-разному, и пресса, будучи зеркалом жизни общества, отразила это очень точно. «Я считаю, что экспедиция призвана… поддержать давние исследовательские традиции нашей расы и доказать, что дух приключений ещё жив», — цитирует «Шеффилд Дейли Телеграф» слова Скотта, которые ведущий репортёр газеты прокомментировал так:
Может статься… что мы — раса дегенератов, живущих в обрюзгшую эпоху. Но по крайней мере на борту «Терра Нова» дегенератов нет… Эти люди — духовные дети великих елизаветинцев… и там, где шеклтоны терпят славное поражение, находятся скотты, готовые… на новые попытки. Пока Англию ведут вперёд такие люди… мы можем благодарить Бога и ничего не бояться…
Это тот случай, когда неудача — если ей суждено случиться — приносит всего лишь чуть меньше славы, чем успех.
«Фрам» отправился в путь в совершенно иной обстановке, в которой не было ничего героического. Даже если бы Амундсен и желал поиграть в героя, публика не оценила бы этого.
Норвежцы были в высшей степени (некоторые даже сказали бы — гротескно) уверенными в себе людьми. К полярным исследованиям, ставшим своеобразной комбинацией навыков катания на лыжах и охоты на тюленей, подход у них был весьма холодный, профессиональный: в лыжах и охоте они с полным правом могли считать себя мастерами. Норвежская пресса концентрировала внимание публики на технических деталях. Например, газета «Социал Демократен» объясняла, как
для команды устроены одиночные каюты: [каждая] представляет собой крошечную комнату, где всегда нужно зажигать искусственный свет. Внутри — койка и рундук, а когда туда входит обитатель каюты,
«Фрам» готовили к походу в размеренном темпе. 25 апреля 1910 года ремонт корабля был незаметно завершён. Он поднял флаг с раздвоенным концом — синий крест Святого Олафа на бело-красном основании — и покинул верфь в Хортене, отправившись по водам фьорда в Христианию. Там «Фрам» встал на якорь под прикрытием средневековых стен замка Акерсхус. Весь май ушёл на погрузку. В то время как «Терра Нова» мог и собирался пополнить запасы в Кейптауне, Мельбурне и новозеландском Литтлтоне, «Фрам» нужно было загрузить сразу. Другого шанса до самого Китового залива не предвиделось.
3 июня «Фрам» отчалил, а затем бросил якорь у дома Амундсена в Бунден-фьорде.
Здесь на корабль погрузили дом для зимовки (он всё ещё стоял на траве у кромки воды), построенный Стубберудом и его братом, — напоминание об истинных намерениях, вызывавшее в Амундсене чувство вины. Строение разобрали, брёвна тщательно пронумеровали для последующей сборки и разместили на палубе. Члены команды ощущали какую-то недоговорённость, но пресса — несомненно, благодаря усилиям Амундсена — ничего не подозревала и говорила о другом. Критический момент остался позади: тайна Амундсена всё ещё не была раскрыта. Весь мир по-прежнему думал, что «Фрам» идёт на север дрейфовать в Арктике.
Поздно вечером 6 июня Амундсен вышел из дома, закрыл за собой дверь, оставив всё так, как будто собирался вернуться через час-другой, быстро пересёк сад и поднялся на борт «Фрама». Загремела якорная цепь, и корабль тихо заскользил по фьорду.
«Отплыли в полночь», — гласит первая запись в дневнике Амундсена. Фраза стала эхом слов, с которых начинался его дневник на «Йоа». И снова он выбрал этот час, стремясь к театральному эффекту и избегая шумных проводов. Так же намеренно, из патриотических побуждений, Амундсен выбрал для начала экспедиции 7 июня — День независимости Норвегии, за что был удостоен чистого неба и тихой погоды. Это так отличалось от дождя, омрачившего отплытие «Йоа» семь лет назад.
На другом берегу фьорда в башне Пологда нёс своё одинокое дежурство Нансен, наблюдавший, как «Фрам» крадучись обошёл мыс и, словно корабль-призрак, растворился в затянувшихся на всю ночь северных сумерках, а затем окончательно исчез, уйдя в направлении моря. Казалось, он что-то унёс с собой, его старый корабль, его творение, средство исполнения теперь уже невозможных желаний. Нансена по-прежнему тянуло к Южному полюсу. Его жена покинула этот мир, и «Фрам» оставался символом того, что могло бы с ним произойти в этой жизни. В глубине души Нансен знал, что слишком стар, что его время прошло. Глядя на то, как уходит «Фрам», он думал, что передал его более молодому человеку — и чувствовал глубокую печаль. Он вспоминал всё, что осталось позади. Спустя годы Нансен призн'aется своему сыну, что это был «самый горький момент» в его жизни.
Амундсен, напротив, не чувствовал ничего особенного, пока — как и на «Йоа» — не оказался в открытом море. В этот момент он записал в дневнике:
Тихо и спокойно мы вышли из Христиания-фьорда. Вскоре земля исчезла из вида, и «Фрам» начал своё третье плавание. Даст Бог, оно сложится для нас удачно.
Амундсен почувствовал, как кольнуло сердце в тот момент, когда он назвал экспедицию «третьим плаванием „Фрама“», глядя на себя как на наследника Нансена и Свердрупа — капитанов двух первых великих походов. Так началось третье плавание «Фрама». Вначале они провели месяц в пробном круизе по Атлантике, якобы проводя океанографическую съёмку для Нансена, а на самом деле проверяя обновлённый «Фрам», в особенности его двигатель и команду. Амундсен никогда бы не допустил того, что с лёгкостью позволила себе британская экспедиция: отправиться на край света, не распределив обязанности между людьми и не отладив как следует оборудование.