Покорение Южного полюса. Гонка лидеров
Шрифт:
Теперь Амундсен использовал всё своё обаяние и силу характера, чтобы склонить Хасселя к участию в самой экспедиции. В итоге Хассель уступил его напору и согласился, но не до конца. Получив гарантию (от Амундсена), что он не потеряет нынешний уровень дохода и своё место (от таможни), Хассель обещал остаться с собаками, но только до Сан-Франциско. Это было всё, чего добивался Амундсен. Ведь Хассель считал, что «Фрам» направляется на север. Разве мог он предположить, что вскоре ему предстоит участвовать в броске на Южный полюс? Зато теперь у Амундсена были Хассель и Хелмер Ханссен — отличные возницы собачьих упряжек.
После этого Амундсен должен был проверить
Теперь о секрете знали семь человек: Амундсен, его брат Леон, Нильсен, Гьёртсен, Преструд, Херман Гэйд и Бьёрн Хелланд-Хансен.
Хелланд-Хансен был тем самым учёным, у которого Амундсен в Бергене постигал основы океанографии. Он хорошо знал Нансена — и секретная информация о настоящем маршруте была раскрыта ему с тем, чтобы он в нужный момент сообщил эту новость Нансену. Хелланд-Хансен воспринял удивительное известие очень спокойно, по крайней мере воздержался от нравоучений и обещал выполнить просьбу.
Обретя уверенность и поддержку, Амундсен снова занялся последними приготовлениями к отплытию. Двигатель работал хорошо, топливо заменили, завод прислал из Стокгольма более профессионального инженера. Это был швед по имени Кнут Сундбек, один из создателей мотора. Спустя годы Сундбек вспоминал Амундсена как
немногословного и решительного джентльмена, с которым во время нашей первой встречи мы обменялись всего несколькими словами.
— Сделаю всё, что смогу, — сказал я.
— Отлично, — ответил он, — потому что никто не сделает больше.
Таким образом, мы пришли к согласию.
Пока решался вопрос с двигателем, собаки на своём острове, по словам Гьёртсена, «хорошо проводили время: лакомились кониной, нежились на солнце, отправлялись вплавь на Большую землю и дрались насмерть».
9 августа, после трёх недель отдыха и восстановления сил, собаки — или, как Амундсен называл их, «новые члены экипажа» (к тому моменту их осталось девяносто семь) — были последними погружены на корабль. С этой задачей управились за три часа — погрузка превратилась в шумное цирковое представление: собак по очереди перевозили с острова на спасательной шлюпке и за загривок поднимали на борт корабля.
«Удивительное чувство — наконец-то избавиться от всех помех и направиться к своей цели, — написал Амундсен в своём дневнике. — Сейчас ясно и безветренно. Солнце печёт, как в самый жаркий летний день… Всё хорошо».
В половине восьмого вечера, как только последняя собака оказалась на борту, корабль снялся с якоря. Чтобы иметь возможность отплыть без шума, Амундсен не объявлял о времени старта. Почти невидимый в сгущающихся сумерках «Фрам» выскользнул из шхер и ушёл в открытое море, по словам Бьяаланда, «направляясь к полюсу, этой земле обетованной».
С самого начала атмосфера на «Фраме» была напряжённой. Спутники Амундсена ощущали необъяснимую подавленность, всем было как-то не по себе. Люди чувствовали: что-то идёт не так.
И действительно, у них были поводы для недоумения. Если они действительно направляются на север, зачем тащить
Не только собаки вызывали недоумение команды — было много других поводов подозревать неладное. Как отметил Амундсен, «на их лицах всё отчётливее был виден знак вопроса».
Больше всего команду беспокоил зимний «дом для наблюдений». Он казался опасно тяжёлым, и, как заметил Хелмер Ханссен в разговоре с Нильсеном, никакая сила на земле
не заставит меня спать в таком доме, поставленном на паковый лёд. Но Нильсен ушёл от ответа, а Ханссен в общении с ним больше этой темы не касался.
Такие случаи подтверждали: офицеры что-то скрывают. Этого было вполне достаточно для появления подозрений и упадка духа. Между тем стоило учесть, что почти все члены команды были выходцами из сообщества, где подчинение руководителю было абсолютным, но отнюдь не слепым, оно зависело от понимания конечной цели и уверенности друг в друге. В Дуврском проливе «Фрам» столкнулся с очень сильным лобовым ветром, и настроение команды упало ещё больше.
Немного позже Йохансен написал в своём дневнике:
Я вынужден провести сравнение между нынешним плаванием и своим первым походом на «Фраме». Разница велика. В этот раз напряжение слишком большое. Нет командного духа. Нет чувства товарищества, не говоря уже о таких высоких вещах, как дружба, — они жизненно необходимы, если серьёзная экспедиция вроде этой собирается достичь желаемых результатов.
Здесь впервые проявилось столкновение между Амундсеном и Йохансеном: одному было не по себе от того, что на него давил подчинённый, другой сравнивал своего нового капитана со старым, причём не в пользу нынешнего. У Нансена оказалась очень длинная тень.
Круглый, как бочка, «Фрам» то и дело уходил в крутой бейдевинд [65] , поскрипывая и по-крабьи переваливаясь с боку на бок. На то, чтобы пройти Ла-Манш, ему понадобилось десять дней. Лишь 22 августа подул долгожданный северный ветер, позволив кораблю плыть свободно. И вот узкие проливы остались позади: «Фрам» наконец-то вышел в открытые воды Атлантики.
Это был конец первого действия, и Амундсен мог выдохнуть с облегчением. В ту ночь он принялся за неприятную работу: пришло время написать объяснение Нансену, которое собирался отправить с Мадейры. Запершись в каюте, он сел за пишущую машинку и начал старательно выстукивать слово за словом. Обычно Амундсен писал от руки, но сейчас «Фрам» раскачивался и кренился так, как мог делать только он, поэтому было трудно контролировать перо. В использовании пишущей машинки тоже было что-то символическое, будто автор письма не мог совладать со своими эмоциями и желал замаскировать их:
65
Курс парусного судна относительно ветра, а именно курс при встречно-боковом ветре, когда угол между продольной осью судна и линией направления ветра составляет менее 90°. Прим. ред.