Покоренная поцелуем
Шрифт:
— Но… — подсказал ему Гилберт.
— Я не стану ни с кем обсуждать вопрос о сокровище, кроме самого Хью.
Заревев, Гилберт направился к ним. Мария вся сжалась от страха, сильнее прижимаясь к Ротгару.
— Дай ему закончить, Гилберт! — приказала она.
Рука Ротгара благодарно сжала ей плечо.
— Когда ваш господин полностью выздоровеет, я открою ему сокровище и попрошу у него подорожную, чтобы я мог отправиться в полной безопасности к Вильгельму и выторговать у него свою свободу. В качестве залога чистоты своих намерений я
— Делай, что я тебе сказал, Мария, сегодня ночью я жду тебя.
Он отошел от нее в сторону, слегка задрав подбородок, выражая свое полное презрение к Гилберту. Само собой разумеется, освобожденная из плена женщина должна бежать со всех ног к своему спасителю. Подняв юбки, она быстро преодолела расстояние, разделявшее Гилберта от Ротгара. Она низко опустила голову, чтобы скрыть чувство брезгливости, охватывающее ее только от одной мысли, что Гилберт, пытаясь защитить ее, может ее нежно обнять.
— А теперь ты умрешь, глупый сакс, — радостно сказал Гилберт, подталкивая Марию себе за спину.
— Нет, Гилберт. Я с ним заключила сделку. — Мария крепко схватила его за руку. — К тому же он прав. Хью так не хватает драгоценного металла.
Гилберт сочно выругался, бросая раздраженные взгляды то на Ротгара, то на Марию.
— Мне это не нравится, Мария, как можно заключать какие-то сделки с человеком, который должен умереть?
— Мне тоже, — поспешила она заверить его, старательно притворяясь, умоляюще глядя на него, пытаясь догадаться, какими будут дальнейшие поступки Ротгара.
Гилберт прошептал сквозь зубы клятву, но ее слова немного успокоили его, и он с облегчением вздохнул. Вдруг она все сразу поняла: Ротгар не лгал. Этот сакс, который, пленив ее сердце и завоевав тело, знал то, что ей нужно, лучше, чем она сама. За эти долгие месяцы, когда ей приходилось постоянно ублажать Гилберта ради положения Хью, она выработала в себе скрытую терпимость. Она могла пойти на это, осуществить задуманную ими уловку, хотя у нее тряслись колени и она чувствовала слабость в ногах.
Преодолевая несколько метров, которые отделяли Ротгара от Гилберта, она уронила плащ и теперь могла кивать на холодную погоду, если бы Гилберт поинтересовался, от чего ее всю трясет. Ну, а что она могла еще сказать, чтобы объяснить, почему у нее покрылись потом ладони, на лбу появилась испаринка, а мозг лихорадочно искал новую ложь поубедительнее?
Придется что-то придумать. Она наверняка сможет это сделать.
— Мне нужно поговорить с тобой минутку-другую с глазу на глаз в хижине, Мария. Гилберт плотнее сжал челюсти, не обращая внимания на ее замешательство. — Хотя вы и заключили с ним сделку, я все же намерен его скрутить. Я ему не доверяю.
Ротгар лишь пожал плечами, без всякого сопротивления протянув запястья оруженосцу Гилберта, и ему удалось представить все это действо как отвратительную, глупейшую предосторожность.
Убыстряя шаг, он повел ее к хижине, пытаясь все время прикрыть ее от Ротгара своим телом, словно щитом. Всем своим сердцем она хотела хоть на секунду увидеть выражение глаз Ротгара, перехватить его теплый ободряющий взгляд, который она непременно в них заметит, но присутствие рядом охваченного гневом Гилберта, лишало ее всякой возможности это сделать.
Он проводил ее в это убогое пристанище, плотно закрыв за ними двери. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть после яркого рассвета к мрачной темноте закопченной комнатушки. Она остановилась возле курящихся останков огня, став к нему спиной, — ее платье было неопрятно распущено, как у легкомысленной девицы, а волосы покрыты слоем пыли и застрявшими в них стебельками соломы.
У него перед глазами вновь заклубился розовый туман. Она спала с этим саксом. Может, ее к этому принудили, но это сути дела не меняет.
— Я искал вас сегодня утром, чтобы извиниться перед вами… Может, может… мне не следовало так крепко сжимать вашу руку вчера вечером… — Он с трудом произносил слова через плотно сжатые губы. — Со мной чуть не приключился припадок, когда я узнал о вашем побеге.
— Вы всегда были ко мне так внимательны, Гилберт. — В ее словах явно была насмешка, и она потирала рукой ушибленное им место.
Ее распухшие губы говорили о пережитой недавно страсти. Воротник платья сидел криво, демонстрируя красноту ее нежной кожи, явно натертой грубой бородой мужчины. И тем не менее она еще осмеливалась его дразнить!
— Потаскуха! — хрипло сказал он, охваченный убийственной яростью при мысли о том, что здесь, в этой хижине, происходило всю ночь, но его еще больше донимало, что она отнюдь не вела себя так, словно оказалась жертвой, получила увечья и была всем этим довольна в это залитое солнцем утро. — Мне наплевать, какую именно сделку вы с ним заключили. Я все равно его за это убью.
— Нет. Вы не сделаете этого. Он должен жить. Должен!
— Что с вами, опять зачесалось, хотите продолжить? Если бы я знал, насколько вы похотливы, то оказался бы в этой хижине сам.
Она побледнела.
— Неужели у вас складывается впечатление, что мне очень понравилась эта ночь? Она протянула к нему дрожащие окровавленные руки. — Я оказывала ему сопротивление изо всех сил. Но он так давно не видел женщины. Никак нельзя было с ним тягаться. — Зарыдав, она беспомощно отвернулась от него.
От ее признания он еще больше терял терпение. Он должен был проткнуть сразу этого сакса, как только он освободил Марию.
— В таком случае я его сейчас убью и сам найду его сокровище. Теперь, когда мне стало известно о его существовании, я не буду знать ни минуты покоя, пока не переверну все здесь вверх дном, каждое деревцо, каждый камень. — Со свирепым видом он побежал к двери, но Мария его окликнула.