Покоренная викингом
Шрифт:
Глядя на хорошенькую девушку, Рианон поняла, что Юдифь с радостью будет обслуживать Эрика всеми способами. А может быть, она уже оказывала ему такие услуги?
— Спасибо, Юдифь, — сказала Рианон. Девушка не уходила, оглядывая комнату.
Ей было невыносимо думать о том, что Юдифь была в его объятиях, в его постели, может быть, даже в этой комнате. Она старалась обуздать свои чувства. Она не будет делать из себя посмешище.
— Юдифь, спасибо, это все.
Со вздохом девушка вышла из комнаты.
— Я послежу за этой красоткой, — предупредила ее Адела.
— Угу, — устало пробурчала Рианон. Ей хотелось остаться одной. Она повернулась и схватила
— Ты так много сделала для меня — уложила мои сундуки и приготовила ванну. Мне теперь хорошо. Я собираюсь расчесать волосы, быстренько поесть и лечь в постель. И ты сделай то же. Ты, должно быть, утомилась.
В глазах Аделы появилось беспокойство.
— Если ты уверена…
— Да, конечно. Пожалуйста.
Адела поцеловала ее и вышла.
Рианон села на край постели и начала расчесывать волосы. Они ужасно перепутались в эту дикую ночь, но она расчесала их тщательно, и через некоторое время они стали подсыхать, распутались и мягко заструились по ее рукам, плечам и спине. Некоторое время она сидела неподвижно, а потом нырнула в один из своих сундуков и, порывшись, нашла ночную рубашку. Она была из простого полотна с нежной вышивкой у ворота и на рукавах, но такая прозрачная, что почти не скрывала наготу. Она быстро скользнула в нее, удивившись, что уже так поздно, а потом подумала, придет ли к ней Эрик этой ночью. Она мельком взглянула на поднос с едой, к которой она даже не притронулась, обнаружила, что там есть мед, и сделала несколько глотков. А потом снова провела гребнем по волосам.
За дверью послышались шаги. Она отбросила гребень и забралась в постель, разметав вокруг себя волосы.
Дверь отворилась. Она услышала шаги Эрика, услышала, как он притворил дверь, и вся оцепенела, когда он остановился, а потом подошел к кровати и внимательно посмотрел на нее.
Он постоял так некоторое время, и она услышала, что он стал раздеваться. Он тихонько чертыхнулся, когда влез в остывшую уже ванну, и она слышала, как он плескался некоторое время.
Он ляжет в постель и обнаружит, что она только притворяется спящей. А она встанет и напомнит ему, что все время она исполняла его прихоти, и что она и дальше будет сильно стараться услужить ему, и что она с нетерпением будет ожидать его возвращения — если, конечно, он оставит ее здесь.
Но когда он лег рядом с ней, он даже не прикоснулся к ней. Он просто повернулся к ней спиной.
Она открыла глаза. Он задул свечи, но пробивался лунный свет и играл на гладких мускулах его спины. Она кусала губы в нерешительности, в расстройстве. Она коснулась бедрами его обнаженных ягодиц и пощекотала его волосами, но он даже не пошевелился.
Она легла на спину и уставилась в потолок.
— Эрик, — сказала она тихо наконец. Он приподнялся на локте. При свете луны она чувствовала, что он внимательно наблюдает за ней.
— Мне очень жаль твоего деда. Правда.
Он ничего не ответил. Через минуту он тоже перевернулся на спину, но потом обнял ее за плечи и подмял под себя. Она дала волю слезам, которые стояли в ее глазах, и когда он прижал ее к себе и остановился на некоторый момент, она прошептала:
— Пожалуйста, не заставляй меня ехать! Я так боюсь!
— Да? — сказал он, обнимая ее и вглядываясь в ее лицо.
При свете луны она была прекрасна. Ее глаза были нежными, блестящими, влажными, губы трепетали, красные, как розы; под легким покровом ночной рубашки ее груди вздымались и опускались быстро при каждом вдохе и выдохе. Островки ее грудей казались больше, полнее, соблазнительнее,
Но он знал ее. Он хорошо ее знал.
Что это за новая игра? Неважно, подумал он устало. Пусть себе играет.
— Эрик… — сказала она мягко, обольстительно, шепотом, полным трепещущей невинности. — Милорд, пожалуйста, я буду хорошей женой, буду тебя слушаться, буду… угождать тебе всем. Только, пожалуйста, только не это! Я умоляю, не заставляй меня ехать в Ирландию. Когда ты вернешься, я буду здесь. И я приложу все усилия, чтобы дать тебе все, что ты потребуешь от меня как от жены.
Он откинул ее волосы, любуясь их длиной, когда его пальцы скользили по их блестящей мягкости.
— Правда? — спросил он ее.
— Конечно.
Ее ресницы были длинными, а глаза нежными и соблазняющими.
Он улегся на нее, прижимаясь к ее грудям, а потом накрыл ртом один бугорок, облизывая языком набухший сосок через ткань прозрачной рубашки. У нее вырвался резкий вздох, и ее тело выгнулось под ним, придя в соприкосновение с его членом, усиливая нарастающий жар его дикого желания.
— Я буду такой, как ты захочешь, — обещала она, лаская его локоны. Они приподнялись вместе, ее волосы окутывали его занавеской, и она обняла его. Ее быстрые поцелуи осыпали его плечи и грудь. Ее волосы по всей длине опутывали его тело мягкими шелковыми прядями. Сладко пахнущие волосы вызвали напряжение всех его членов, как только он их касался. Ее губы коснулись его губ, помедлили там, а потом снова продолжали свои изыскания по его телу. Нежно, мягко, сладостно, она соблазняла его. Желание в нем достигло силы все смещающего яростного урагана. Она знала, как ласкать его, именно там, где ему хотелось. Она знала, когда подразнить, когда помедлить, а когда поддаться. Она могла заставить мужчину стать слепым ко всему, кроме исполнения его желания…
Он схватил ее яростно, укладывая поверх себя, а потом перевернулся с ней, и она оказалась внизу на спине. Он на какое-то время увидел ее глаза, перед тем как они прикрылись длинными и густыми ресницами, и в них ему почудилось торжество. Внезапно ярость нахлынула на него, и он вздохнул, стараясь не дать выхода этому бешенству.
Стоп! — скомандовал он сам себе, он подыграет ей в игре, которую она затеяла. Он улыбнулся и нежно поцеловал ее в губы, пробуя сладость ее рта.
Он в клочья разорвал ее рубашку, добравшись до ее обнаженной плоти, ненасытно беря все, что было под ней. И когда она уже почти лишилась воли от всех этих нарастающих высот, до которых он довел ее, он страстно вошел в нее и потребовал все сначала.
И вновь он получил все. Он никогда прежде не знал такого сладостного и дикого взрыва облегчения, которое он испытал этой ночью, дикого, как море в ярости шторма. Яростные содрогания сотрясали его, когда он снова и снова заполнял ее собой, и в момент наивысшего наслаждения он насытил свою страсть так, как он раньше не мог себе представить. Он закрыл глаза и почувствовал гром ударов ее сердца под набухшей грудью, и он понял, что может, коснувшись ее, получить все то, что она не хотела давать ему.