Покоренные страстью
Шрифт:
— Я отнесу ее в кровать. Надо как-то уменьшить боль.
Он вспомнил, как после боя поступают со смертельно ранеными:
— Приготовьте отвар из руты и вина с водой. Так не может больше продолжаться.
Перепрыгивая через ступеньки, лорд поднялся в спальню с Тиной на руках, положил ее в постель и начал разжигать камин. Стоны невесты разрывали ему сердце, он быстро вернулся к кровати.
— Рэм, — прошептала она, — помоги мне.
Опустившись на колени, он прижал ее к себе.
— Тише, дорогая, я не позволю тебе умереть. Держись за меня, я не оставлю тебя ни на минуту.
С бледным как мел, искаженным от страха лицом
— Быстрее, Ада, расстели полотенце на полу.
Дуглас приподнял Тину к краю кровати, одной рукой нажимая ей на живот, чтобы облегчить конвульсии при тошноте. Его глаза встретились с глазами гувернантки, и он покачал головой, осознавая свое бессилие. Огонек, поджав колени к груди, каталась по кровати, как раненое животное. Ее стоны переходили в тонкий плач.
— Помоги мне раздеть ее, Ада. Приготовь широкий халат, эта одежда стесняет ее.
Сейчас губы леди Кеннеди посерели, а ее тело в перерывах между спазмами становилось вялым, как у тряпичной куклы. Дыхание было затруднено, она словно боролась за каждый глоток воздуха. Лицо Рэма покрыл холодный пот от ужаса, что его любовь вот-вот издаст последний вздох. Гувернантка поставила у кровати таз с водой, но лорд сказал:
— Я сам.
Нежность, с какой он обращался со своей невестой, у любого вызвала бы слезы. Дуглас накинул на нее халат. Рвота прекратилась, но он не знал, хороший это признак или дурной. Он понимал только одно — что не выдержит, если опять придется давать ей сливки. Тина тихо плакала, всхлипывая, как ребенок, и прижимая к животу кулаки. Ее глаза, встречаясь со взглядом лорда, выражали одну лишь муку и переполняющий ее страх смерти.
— Я умираю, — прерывающимся голосом прошептала Огонек.
— Нет! — резко ответил Рэм. — Нет, ты не умираешь! Очень больно? — спросил он.
Молодая женщина слабо кивнула.
— Хорошо! Раз ты чувствуешь боль, значит, смерть далеко.
Он не имел представления, правда ли то, что он говорит, но произнес эти слова так убедительно, что она поверила.
Мсье Бюрк принес отвар. Рэм сел на кровать, приподняв голову Тины.
— Детка, постарайся выпить это. Мсье Бюрк приготовил отвар специально для тебя.
Он поднес чашу к ее губам, доверчивость, с которой она сделала несколько глотков, убивала его. «Господи, прости, ведь последнее, что она приняла из моих рук, был яд», — подумал Дуглас. Молча он начал молиться: «Пресвятые апостолы, страдальцы и мученики, сотворите чудо. Отче наш на небесах, только чудо может спасти ее». Ему показалось, что после отвара судороги Тины несколько поутихли. Она еще плакала и каталась по постели, но спазмы и дикие крики прекратились.
Ночь тянулась медленно. Рэм лежал рядом с невестой, обнимая и поддерживая ее, умоляя не сдаваться и не покидать его. Их пальцы переплетались, и Дуглас подумал, что, наверное, единственная причина, по которой Тина еще жива, это то, что он крепко держал ее, не позволяя уйти. К утру у леди началась лихорадка; ее лицо побагровело, она то погружалась в забытье, то корчилась от боли. Дуглас пытался дать ей попить, но все выходило обратно, и Огонек смотрела на лорда дикими, обвиняющими глазами. К полудню жар настолько усилился, что ее стала бить дрожь, потом начались конвульсии.
— Быстро, Ада, прикажи слугам наполнить ванну. Пусть не нагревают воду, надо остудить жар.
Он поднял Тину на руки и, прижав к себе, ходил по комнате
Дамарис с кошкой на руках просидела в изголовье кровати всю ночь и весь день. Отослав слуг, Дуглас снял с невесты халат и осторожно опустил ее в прохладную воду. Ада принесла еще полотенца и новый халат. Лорд выжимал мочалку на плечи Тины, ее грудь и живот, потом в отчаянии опустил в воду ее голову и принялся обмывать лицо и шею женщины. Постепенно она перестала закатывать глаза, ее руки и ноги расслабились. Рэм продолжал омовение еще полчаса. Окончательно убедившись, что конвульсии прекратились и температура тела понизилась, он усадил невесту к себе на колени, насухо вытер, а затем отнес ее в кровать. Тина открыла глаза, но веки ее настолько отяжелели, что она вновь сомкнула ресницы.
— Я здесь, моя милая, — бормотал лорд. — Не бойся, ты не умрешь, ты будешь жить.
Наконец Тина заснула.
Ада предложила Рэму:
— Я присмотрю за ней, пока вы поедите и отдохнете.
Дуглас покачал головой:
— Я не могу есть. Передай, чтобы никто в замке не пил вина, оно все может быть отравлено. Мой кинжал накажет виновного, — клятвенно произнес он.
Все время, пока Огонек спала, он не сводил с нее глаз. Она казалась такой крошечной на огромной кровати, что к горлу Рэма подступал комок. Он никогда не видел столь сильных страданий, переносимых с таким терпением. Дыхание женщины было слишком поверхностным, и лорд начал наблюдать за биением пульса на ее шее. Когда Тина проснулась и попыталась заговорить, то кашель заглушил ее слова и заставил вновь изогнуться от боли. Рэм держал ее, пока боль не прошла, задумавшись, чем еще можно помочь ей преодолеть агонию и немного набраться сил. Он откинул локоны, прилипшие н потному лбу невесты, снова и снова шепча слова любви и утешения. Приближалась полночь. Огонек открыла глаза и прохрипела:
— Рэм, я чувствую себя так плохо.
— Да, родная, я знаю, — уверенным голосом произнес он. — Ты будешь больна еще несколько дней, но главная опасность миновала.
Он лгал, чтобы придать ей мужества и чтобы самому все это выдержать.
Мсье Бюрк приходил каждые два часа, принося все время какое-нибудь новое средство, но что бы Тина ни глотала, жестокие судороги охватывали все ее тело, которое, очевидно, еще не освободилось от яда. Подошла Ада.
— Колин хочет сказать вам что-то важное.
Дуглас кивнул, и Ада впустила Полина в спальню.
— Это Чокнутый Малкольм отравил вино. У его кровати я нашел крысиную отраву. Одному Богу известно, сколько он ее хранил.
Губы Рэма сжались.
— Боже, я должен был понимать, что он опасен. Не могу оставить ее, Колин. Проследи за стариком, потом я расправлюсь с этим чокнутым ублюдком.
— Он мертв, — сазал Колин. — Я обнаружил его час тому назад.
— Спасибо, Колин. Это моя вина. Я знал, что он сумасшедший, его надо было запирать.
— Не вини себя. Это наша общая вина.
Как только Колин ушел, появился мсье Бюрк. На этот раз он принес мед.
— Мед обладает чудесными свойствами, — объяснил он. — Вылечивает раны на теле, не оставляя шрамов. Давайте попробуем, может, он успокоит и внутреннюю боль.
Рэм окунул в мед маленькую ложечку и поднес ее к губам Тины. Она медленно слизнула мед, а когда глотала — впервые не почувствовала боли. Мужчины посмотрели друг на друга с возродившейся надеждой. Повар предупредил: