Покоритель джунглей
Шрифт:
— Сдавайтесь, господа, — произнес английский офицер, который, отделившись от своих людей, подошел к железному кругу, образованному скрещенными штыками. — Вы видите, что сопротивление бесполезно.
Онемев от изумления, сгорая от стыда, что они попали в такую ловушку, Сердар и его товарищи вынуждены были сознаться в полной беспомощности.
— Кого из вас двоих именуют Покорителем джунглей? — продолжал офицер, обращаясь к белым.
Сердару предстояло сыграть подобающую ему роль: в несчастье он должен был держаться с невозмутимым достоинством и проявить перед заклятыми врагами мужество, оказавшись на высоте своей репутации.
Он
— Обычно этим именем, сударь, индусы называют меня.
Англичанин посмотрел на него с любопытством, полным восхищения, ибо подвиги Сердара сделали его легендарным даже среди врагов.
— Вы — мой пленник, сударь, — сказал он Сердару. — Дайте мне слово, что вы не попытаетесь бежать, пока находитесь под моей охраной, и я постараюсь смягчить строгость вашего заключения.
— А если я откажусь?
— Я буду вынужден связать вам руки за спиной.
— Хорошо, я даю вам слово.
— Я прошу вас о том же, сударь, — продолжал офицер, обращаясь к Бобу Барнетту, — хотя и не имею чести знать вас.
— Полковник американской армии Боб Барнетт, — ответил тот с гордостью, — бывший генерал раджи Ауда. Я тоже даю вам слово.
— Хорошо, сударь, — произнес офицер, склонив голову. — Как и ваш товарищ, вы свободны среди моих сипаев.
Что касается Нариндры, то по сигналу командира отряда его связали, точно колбасу, и, пропустив вдоль тела длинную бамбуковую палку, двое сипаев взвалили беднягу себе на плечи.
Офицер дал сигнал к отправлению, и отряд двинулся в сторону Пуант-де-Галль, куда и прибыл незадолго до рассвета.
Пленников заключили под стражу в Королевском форте, где им объявили, что через некоторое время соберется военный трибунал, чтобы судить их. Преступление их было очевидно — помощь мятежникам и государственная измена, направленная на подрыв власти королевы. По закону военного времени, принятому после начала восстания в Индии и на Цейлоне, они должны были предстать перед чрезвычайным трибуналом. В целях устрашения и быстрого подавления сопротивления закон требовал, чтобы всякий мятежник был судим, а приговор, каким бы он ни был, приведен в исполнение через два часа после ареста.
Этот несправедливый закон, годный лишь на то, чтобы возбуждать в человеке самые низменные инстинкты, которые часто — увы! — в нем только дремлют, кроме того, гласил, что в случае необходимости военный трибунал мог состоять из трех простых солдат под председательством самого опытного из них и мог распоряжаться жизнью и смертью любого индуса, будь то мятежник или сообщник.
Англия с помощью жестокой игры, а точнее, жалкого подобия правосудия смогла утверждать, что ни один восставший не был казнен без суда.
Когда позже англичане взяли верх, солдаты, устав от резни, делали передышку, чтобы подсчитать трупы, затем организовывали военный трибунал и задним числом выносили приговор, чтобы узаконить совершенные ими расправы, приговаривая к смерти двести — триста несчастных, которых уже не было в живых.
Дальше зайти в «любви к законности» невозможно. Не следует думать, что мы преувеличиваем: эти и многие другие факты подтверждаются неопровержимыми свидетельствами. В течение двух
Подумать только, что именно эти люди в газетах обвиняют наших солдат в жестокости в Тонкине и других местах… Никогда бы французская армия после восстановления порядка не согласилась — даже в течение суток — выполнять функции палача, которые английская армия отправляла в течение двух лет.
Но прах сотен тысяч павших за свободу индусов может мирно покоиться в родной земле. От далеких границ приближаются быстрые кони казаков Дона и Урала. Киргизские всадники и бывшие туркестанские кочевники проходят выучку под знаменами белого царя, и не пройдет и четверти века, как правосудие Божие придет на землю Индии вместе с русскими полками, и будут отомщены мертвые и наказаны убийцы.
Однако Покорителю джунглей не нанесли оскорбления, его судили не трое солдат, накачавшихся виски. Военный трибунал, перед которым он предстал с друзьями через четверть часа после их прибытия в Пуант-де-Галль, возглавлял генерал в присутствии высших офицеров. Приговор был вынесен заранее, и допрос носил формальный характер. Боб Барнетт, как истый американец, запротестовал против чрезвычайной процедуры и потребовал, чтобы его выпустили на свободу под залог. Ему рассмеялись в лицо, объяснив, что означают слова «военный трибунал». Боб не был обескуражен, он обвинил суд в неправомочности и потребовал отсрочки в две недели, чтобы…
— Чтобы вы могли бежать, — шутя перебил его председатель.
— Не премину! — дерзко бросил Барнетт, вызвав хохот у присутствующих.
Короче, он потребовал адвоката, в этом ему было отказано. Тогда он стал настаивать, чтобы ему предъявили обвинительный акт, суд не счел необходимым его составлять. Попросив свидания со своим консулом, Боб исчерпал все процедурные уловки, знакомые ему по прежней его профессии судебного ходатая. В конце концов он воззвал к потомкам и истории, судьи давились от смеха. И все это ради того, чтобы через четверть часа Боба вместе с товарищами без лишних слов приговорили к смерти через повешение. Казнь должна была состояться на рассвете.
Чтобы не расстреливать их, с ними обошлись как с простыми гражданскими лицами, замышлявшими против безопасности государства.
После вынесения приговора им объявили, что до восхода солнца остается ровно, десять минут и, как только солнце взойдет, они предстанут перед высшим судией.
Покоритель джунглей выслушал все это молча и улыбаясь, словно все происходящее его не касалось.
Когда их отвели в тюрьму, Боб Барнетт продолжал удивлять окружающих: он потребовал завтрак, который ему тут же принесли. Поглощая последнюю в жизни еду с завидным аппетитом, он одновременно написал пять или шесть писем. Одно — папаше Барнетту, где сообщил ему, что в перипетиях революции потерял чин генерала и что его повесят через семь с половиной минут. Другое капитану Максвеллу, которого уведомлял с великим сожалением, что им удастся свести счеты друг с другом только в долине Иосафата в день Страшного суда. Он срезал у себя пять или шесть прядей волос, разложил их по конвертам, вручив все одному из стражников, который отнес пакет на почту.