Покорившие судьбу
Шрифт:
Ах, если бы письма, которые он ей посылал тогда из Корнуолла, дошли до нее! Эта мысль терзала потом ее сердце десятки, сотни, тысячи раз.
На другой день после возвращения Эдварда в Бат сэр Перран ездил к городскому почтмейстеру, однако никаких следов пропавших писем не обнаружил. Куда они делись, было загадкой для всех.
Слезы опять подступили к ее глазам. Ей надо было немедленно уйти. Конечно, она знала, что сэр Перран будет ею недоволен, но, с другой стороны, останься она на месте, с нею в любой момент могла случиться истерика.
Не поднимая глаз, она тихо извинилась
Джулия немного замедлила шаг, кивая на ходу знакомым и тем, кому ее представили только сегодня. Со всех сторон звучали комплименты по поводу пышности хатерлейского бала, и ей приходилось выслушивать их с заученным выражением удовольствия на лице. В галерее, увешанной портретами ее предков, ей встретилась Элизабет с поклонником. Они стояли у двери в утреннюю комнату, над которой кто-то из сестер – видимо, не без задней мысли – приладил символ влюбленных – веточку омелы. Молодой человек пылко целовал пальцы Элизабет, Элизабет счастливо смеялась. В этом смехе Джулия уловила нотки невинного кокетства, и зависть ее сделалась еще острее. Для нее все это осталось теперь в прошлом. Отвернувшись от двери, за которой готовились столы для мушки и виста, она через сводчатый проход вернулась в переднюю. Отовсюду слышался говор и смех, в проходной комнате напротив распевали рождественские гимны. Из кабинета, в котором несколько месяцев назад истекал кровью ее отец, доносились незнакомые мужские голоса.
Джулия торопливо поднялась по лестнице. В Зеленом салоне толпа восторженных дам слушала молодого человека, который с надрывом читал «Чайльд Гарольда». У молодого человека была буйная шевелюра и синий платок в горошек, небрежно повязанный вокруг шеи. В Красной гостиной сплетничали какие-то дамы, тут же две незнакомые девушки играли на фортепиано в четыре руки.
Библиотека, пронеслось у Джулии в голове. Там она наверняка найдет хотя бы краткое уединение, хотя бы несколько минут, чтобы прийти в себя. Толкнув дверь, Джулия с облегчением убедилась, что в полутемной комнате никого нет, и не раздумывая шагнула внутрь. Дверь захлопнулась, она без сил прислонилась к дверному косяку, и тут же из ее груди вырвались рыдания. До этого момента она и сама не подозревала, сколько всего накопилось у нее на душе.
Хатерлейская библиотека была заметно меньше, чем библиотека баронета в Монастырской усадьбе. По всей видимости, виконты Делабоулы были равнодушны к наукам, и полки красного дерева – которые, к слову сказать, отнюдь не поднимались до потолка – были лишь частично заставлены книгами. На обоих окнах висели коричневые бархатные занавески, а два кресла у камина, обитые золотой парчой,
Пока Джулия беззвучно плакала у двери, в коридоре, совсем близко, послышались чьи-то шаги. Поспешно перейдя к окну, Джулия попыталась ладонями вытереть слезы, но у нее ничего не вышло.
Дверь у нее за спиной отворилась, и женский голос негромко спросил:
– Прошу прощения, вы, кажется, леди Блэкторн?
17
Джулия снова попыталась вытереть лицо и хоть как-то овладеть собою, но ее усилия снова ничем не увенчались. Голоса вошедшей она не узнала. Момент был самый что ни на есть неприятный: леди Блэкторн, супруга одного из богатейших мужей страны, постыдным образом рыдала во время своего первого рождественского бала.
Непростительно шумно шмыгнув носом, она обернулась и невольно вздрогнула: в дверях стояла та самая дама, которая несколько минут назад беседовала с Эдвардом.
– Да уж, – тихо проговорила дама, глядя на Джулию карими участливыми глазами. – Я вижу, быть женою сэра Перрана не так-то легко.
От этого замечания слезы почему-то еще сильнее хлынули у Джулии из глаз.
В коридоре послышался смех, и женщина поспешно обернулась и повернула ключ в двери. После этого она приподняла лиловый шелковый подол, отыскала в одном из швов нижней сорочки потайной карман и извлекла из него большой носовой платок с вышивкой. Оправив платье, она решительно подошла к Джулии и вложила платок ей в руку.
– Благодарю вас, – пробормотала Джулия, чувствуя, что от нежданного участия сейчас расплачется еще сильнее. – Я, наверное, сейчас похожа на садовую лейку. – Она всхлипнула и промокнула платком глаза. – Но, поверьте, мой муж тут ни при чем. Я… Вероятно, я еще не привыкла к роли жены.
– Точнее, жены баронета?
– Мой муж… впрочем, это неважно. Мне не в чем его винить. Я сама допустила ужасную ошибку, вот и все. – Заметив пятна от слез на шелковом лифе своего платья, Джулия досадливо поморщилась.
Дама рассмеялась, по-матерински заботливо раскрыла свой расписной веер и принялась деловито обмахивать им грудь Джулии: Джулия невольно прыснула, и вскоре обе они смеялись.
Странное начало знакомства, подумала Джулия про себя. Этой милой женщине, наверное, около пятидесяти. Кто она?
Чем-то она напомнила Джулии мать: видимо, в ней была та же чуткость и доброта и то же умение понять все без лишних слов. Наконец, решив, что необычность их встречи дает ей право отбросить некоторые требования этикета, она прямо посмотрела на нее и спросила:
– Кто вы?
Почему-то ей казалось, что она и прежде не раз глядела в эти карие глаза, – но этого быть никак не могло. В светлых волосах незнакомки как будто поблескивала легкая седина, хотя при таком тусклом свете нетрудно было и ошибиться. Зато – и тут уже ошибки быть не могло – от нее веяло такой спокойной уверенностью и доброжелательством, что Джулия тотчас почувствовала безграничное доверие к ней.
– Вообще-то меня зовут Маргарет. Но вам, полагаю, лучше называть меня так, как того требуют обычаи нашего общества, – то есть леди Тревонанс, я – мать Питера.