Покрывало Изиды
Шрифт:
–А, возможно, именно сейчас он, разбивает жёсткий диск,– задумчиво предположил старший полковник.
–Возможно. Но сейчас восемь часов утра,– майор указал на бегущий в углу экрана таймер.– В это время наш объект обычно завтракает.
–Одно другому не мешает,– вполне логично резюмировал Грубер и раздражённо добавил.– Зачем нужен сканер, который не может показать, что конкретно делает объект наблюдения?
–Он создан для поиска живых объектов в труднодоступных пространствах. Например, людей под завалами или террористов в укрытиях,– заученно-чётко, словно студент на экзамене, ответил Престон.
–Только мы от такого поиска не имеем никакого толка,– разочарованно вздохнул старший полковник.
После того как Осокин нейтрализовал все установленные в его доме видеокамеры, кроме тех, что находились в гараже и в кладовке, Грубер обратился за помощью в департамент технического обеспечения. Оттуда прислали новинку – инфракрасный наносканер, способный “разглядеть” человека даже на глубине пятнадцати метров под землёй. Десять дней это чудо техники неотрывно следило за объектом в самых сложных для наружного наблюдения местах – дома и на работе – а в результате оказалось совершенно бесполезным.
В Темза-Хаус Осокину изначально не доверяли. Два года назад его вместе с учёными, обвинёнными в торговле государственными секрктами, обменяли на русских шпионов, разоблачённых в США. Учёных было трое, а шпионов шестеро – сделка явно неравнозначная – и русские сами “пристегнули” для массовки осуждённого за измену родине Осокина. В отличие от перспективных физиков никакой ценности разоблачённый двойной агент не представлял, и его взяли буквально скрепя сердце. В Британии Осокину предоставили ведомственное жильё, необременительную работу в Ост-Индском колледже и небольшую подработку по профилю – чтение тематических лекций для курсантов Лондонской разведшколы. Контрразведчики не исключали возможности очередной перевербовки своего специфического лектора, и на всякий случай первое время держали его под плотной опекой, но никаких подозрительных интересов и контактов не выявили. Осокин вёл на редкость замкнутый образ жизни, и за два года не сблизился ни с одним человеком, ни на службе, ни в городе. На родине у нег не осталось никого кроме дочери Кати, с которой он пару раз в неделю общался по Скайпу в стиле: “У меня всё нормально – и у меня тоже”. Каждые полгода Катя приезжала в гости к отцу, но в этом не было ничего подозрительного. К тому же никакую секретную информацию Осокин передать ей не мог – он даже свои нечастые лекции для будущих разведчиков читал в закрытом удалённом доступе и никогда не видел лиц своих слушателей. Бывший двойной агент был абсолютно прозрачен. Он не пользовался никакими мессенджерами кроме обычного телефона и электронной почты, имел практически пустой аккаунт в одной из социальных сетей, читал в Интернете одну британскую и две русские газеты, изредка посещал один тот же порносайт, а по выходным взывал из эскорт-службы какую-нибудь девушку восточной наружности. Львиную долю своего свободного времени Осокин посвящал рыбалке. Наверное, это была его единственная подлинная страсть. Осокин регулярно покупал всевозможные рыболовные снасти, кладовка в его доме была доверху забита всевозможными удочками, спиннингами и острогами, а сам он объездил все окрестные водоёмы в радиусе ста миль и даже иногда выезжал на взморье. Рыбачил Осокин всегда в одиночестве и никаких контактов с собратьями по увлечению не поддерживал. Этот имидж скромного и добропорядочного отставного агента усыпил бдительность британской контрразведки, и со временем навязанного Москвой перебежчика оставили практически без присмотра.
А три недели назад в Темза-Хаус от высокопоставленного московского осведомителя поступила информация о том, что администрация российского Президента перевела пять миллионов фунтов в офшор на Каймановых островах за оплату неких интеллектуальных услуг. Директор четвёртого “русского отдела” службы Ми5 старший полковник Алекс Грубер, шесть лет безуспешно занимавшийся поиском исчезнувших мемуаров опального русского олигарха Маевского и в своё время завербовавший сотрудника ГРУ Андрея Осокина, связал воедино ещё несколько разрозненных фактов и пришёл к выводу, что пресловутая рукопись наконец-то нашлась и находится в руках его бывшего протеже. Осокин был тут же взят в самую плотную оперативную разработку, и предположение Грубера полностью подтвердилось.
Бежавший в Лондон от уголовного преследования некогда могущественный русский олигарх растратил остатки своего колоссального состояния на всевозможные политические интриги и финансовые тяжбы со своим бывшим компаньоном Романевичем. Оставшись в буквальном смысле без единого фунта стерлингов, Маевский по его уверению написал “самые правдивые мемуары о становлении нынешней кремлёвской клептократии” и предложил их российскому Президенту и другим заинтересованным персонажам за астрономическую сумму в четыре миллиарда долларов. И, возможно, эти откровения того стоили.
В восьмидесятые-девяностые годы Михаил Маевский сделал совершенно головокружительную карьеру. Из рядового инженера отраслевого НИИ он превратился в самого богатого человека России. Ему принадлежали: крупнейший металлургический комбинат, многопрофильный медиа-холдинг, несколько банков, международный аэропорт и множество других компаний. Удовлетворив свои финансовые амбиции, тщеславный олигарх двинулся в политику. Он поочерёдно занимал ряд государственных постов от члена Совета Безопасности до вице-премьера, был депутатом Государственной Думы, создал собственную партию и, в конце концов, попытался поставить во главе страны собственного “карманного” президента. Но тут золотая рыбка удачи перестала исполнять желания зарвавшегося авантюриста, и он в результате своих интриг остался у разбитого корыта. Новый Президент оказался не послушной и безвольной марионеткой, а опытным и самостоятельным игроком, имеющим собственный взгляд на историю и развитие страны. Он жёстко и уверенно стал зачищать экономическую и политическую поляну России от случайных и опасных, по его мнению, людей. Одним из первых под раздачу попал Михаил Маевский. Его финансовая империя была разрушена до основания, а против него самого возбуждён целый ряд уголовных дел – от неуплаты налогов до заказных убийств. Избегая неминуемой тюрьмы, затравленный олигарх сбежал в Лондон, где получил заветное политическое убежище и соответствующий иммунитет к уголовному преследованию на родине. Оказавшись в безопасном изгнании, Маевский возжаждал реванша и вновь развил бурную политическую деятельность. Он публично обвинил Кремль во всех мыслимых и немыслимых грехах, тайно и явно спонсировал российскую оппозицию и активно участвовал во всевозможных
Семь лет назад Маевский, окончив свои скандальные откровения, предложил их российскому руководству за астрономическую в четыре миллиарда долларов. Это были его прямые потери от вынужденно-убыточной продажи крупнейшего металлургического комбината. В Москве, естественно, от подобной сделки отказались и в свою очередь выдвинули угрожающий ультиматум, с требованием передать мемуары в обмен на прекращение уголовного преследования и возможность возвращения на родину. В противном случае Кремль не давал за жизнь незадачливого автора ни ломаного гроша, ни ржавого фунта. Уязвлённый олигарх послал к чёрту присланного в Лондон московского парламентёра, связался с крупным британским издателем и предложил купить его “взрывную” рукопись за очередную несуразную сумму – один миллиард фунтов. Заинтригованный бизнесмен сбил сумму гонорара до ста миллионов и, не собираясь покупать кота в мешке, пожелал предварительно ознакомиться с мемуарами. Однако Маевский наотрез отказался предъявлять рукопись, раньше подписания договора и получения аванса в пятьдесят миллионов фунтов. В результате долгих и нудных переговоров они договорились о встрече, на которую новоиспечённый писатель должен был принести самые скандальные главы своей рукописи. В том числе те, которые касались его сотрудничества с британскими спецслужбами. Но накануне условленного рандеву мемуарист-разоблачитель скоропостижно скончался от сердечного приступа, вызванного передозировкой кардиостимулирующего гликозида. Официальной причиной его смерти было признано самоубийство, хотя в это никто не поверил. Если мемуары действительно были правдивые, то на свете имелось немало очень влиятельных людей и организаций, желавших, чтобы они никогда были изданы. И самое интригующее заключалось в том, что после смерти автора его рукопись совершенно бесследно исчезла. От неё остался только предназначенный для британского издателя абсолютно нейтральный фрагмент, в котором вместо захватывающих кремлёвских интриг занудно и скрупулёзно описывались детство, юность и зрелые годы Михаила Маевского вплоть до того момента, когда он впервые встретился с одним из идеологов ваучерной приватизации.
Официально дело о смерти Маевского вёл Скотланд-Ярд, но по факту им занималась контрразведка. Мемуары, если они действительно правдивые, должны были содержать немало реального компромата на высокопоставленных российских чиновников, бизнесменов и, возможно, самого Президента. В поисках исчезнувшей рукописи сотрудники Ми5 буквально по кирпичику и песчинке изучили загородное поместье Маевского, но она как в воду канула. И вот теперь – через семь лет после скоропостижной смерти русского олигарха – его таинственные мемуары оказались в руках дважды “перекрашенного” агента ГРУ.
Директор четвёртого “русского” отдела старший полковник Алекс Грубер проявил непростительную беспечность, посчитав, что Осокин после своего громкого разоблачения и длительной отсидки на родине напрочь растерял свои профессиональные навыки. Под маской недалёкого и усталого от жизни мизантропа до последнего момента скрывался специалист очень высокого класса, мгновенно почувствовавший, что он находится под колпаком. Грубер уже тысячу раз проклял тот день, когда решил установить в доме Осокина камеры слежения. Профессиональный разведчик выявил их, что называется на раз, и незамедлительно принял контрмеры. Надо было без всякой слежки грубо и прямолинейно арестовать Осокина по подозрению в шпионаже, и в поисках разоблачительных мемуаров разложить его дом на молекулы. Даже если бы рукопись не нашлась, то и Осокин, находясь под стражей уже никак не смог бы передать её в Москву. А в том, что мемуары всё ещё находятся где-то в Британии, Грубер не сомневался.
В наше время любую информацию можно отправить с одного края планеты на другой буквально в один клик. Но эта удобная простота лишает информацию всякой конфиденциальности. Любой самый секретный документ хоть раз попавший во Всемирную Паутину всегда можно отыскать, расшифровать и предать огласке. И Маевский и тем более Осокин прекрасно это понимали и поэтому не доверяли рукопись Интернету. Олигарх писал свои мемуары на ноутбуке, который никогда не был подключен к Сети. А теперь эти взрывоопасные воспоминания могут находиться на каком-нибудь миниатюрном чипе, который при современных технологиях можно вживить себе прямо под кожу. Это конечно перебор, и рукопись, вероятнее всего, записана на самую обычную флэш-карту, которую Осокин должен переправить в Москву. Для этого к нему должен был прибыть курьер. На эту роль идеально подходила его дочь. Но Катя была слишком открытый и уязвимый канал, поэтому кроме неё должны были существовать и другие связники. Однако ни в какие подозрительные контакты Осокин до приезда дочери не вступал и, соответственно, рукопись должна была перевезти именно она. Поэтому перед отлётом домой Катю следовало под каким-нибудь предлогом задержать в аэропорту и подвергнуть тщательнейшему досмотру. Но Осокин, зная, что находится в оперативной разработке, мог запросто отложить отправку. Впрочем, даже если флэш-карта с мемуарами будет найдена у Кати – то, под каким предлогом её можно конфисковать? Ни на контрабанду, ни на секретные материалы рукопись не тянула. Значит, придётся её просто скопировать и с извинениями возвратить хозяйке. А оказавшись в Москве, разоблачительные мемуары потеряют свою эксклюзивную значимость, как неопровержимый компромат и возможный инструмент давления на российскую элиту. А если Катя сумеет вывезти эти воспоминания незаметно, то их содержание кроме российского Президента вообще никто и никогда не узнает…