Покуда я тебя не обрету
Шрифт:
– Да ради бога, – ответила она, – их все равно уже прочел весь свет.
А что, лишняя реклама «Глотателю» не помешает.
Не стоит и говорить, что друзей в стане сценаристов у Эммы не прибавилось, но что решительно вывело кинопублику из себя, так это ее открытое заявление, что ей совершенно неинтересно писать сценарии самой (и в частности, она не собирается переделывать в сценарий «Глотателя»). Роман, с ее точки зрения, и так на треть порнофильм; из такого материала кино не сделаешь. А чтобы уже никто не мог снять по роману фильм против ее воли, Эмма требовала для себя от потенциальных заказчиков таких прав по контролю за потенциальным сценарием, каких никогда не дают авторам книг вообще –
Эмма появлялась во всех обычных голливудских местах – чаще всего с Джеком, чем дальше, тем чаще, – и публика считала, что она копит материал для следующего романа про Голливуд. Джек не знал, так ли это (в то время); ему казалось, Эмме просто нравится ходить туда, где можно поесть и выпить. Эмма же считала, что она призрак-мститель, который напоминает день ото дня студийным боссам, что есть в мире читатели сценариев, которые умеют еще и писать.
Среди киношников вскоре утвердилось мнение, что «Глотателя» «невозможно снять»; на самом деле в Голливуде это комплимент. Правда, чтобы сохранить внимание киношников, надо изредка писать книги, в эту категорию не попадающие.
Джек очень беспокоился за Эмму. Она зачем-то купила дом, что они снимали в Санта-Монике; переезд из Вениса так ей не понравился, что она решила больше никогда не переезжать. Но и снимать этот дом было сущей глупостью, а уж покупать!
Два этажа и три спальни на нижнем конце Энтрада-Драйв, там, где Энтрада сливается с Тихоокеанским шоссе (даже на фоне жужжания кондиционера ты слышал шум машин). Часть окон выходила на задний двор итальянского ресторана – с соответствующим помойным запахом (конечно, выкинутая лазанья пахнет лучше, чем рыба, но все-таки!).
Но когда у Эммы вышла первая книга, они жили именно на Энтрада-Драйв, и тут-то она и стала «независимым романистом», как с гордостью себя называла. Наконец-то свершилась ее месть, наконец-то она отплатила факультету кино за украденные у нее годы – стала знаменитой в столице киноиндустрии США, причем потому, что написала роман, а не сценарий. И конечно, покупка дома на Энтрада-Драйв – еще один способ для Эммы показать киношникам кукиш. Она приехала в Лос-Анджелес аутсайдером и намеревалась им оставаться – напоказ, назло всем.
– Нет, конфетка моя, в Беверли-Хиллз я не перееду.
– Ну и ладно, мы все равно там обедаем чуть не каждый день.
Скорее даже ужинаем, причем все позднее и позднее, особенно в последнее время. Джек не пил, поэтому был за рулем, что позволяло пить Эмме – она легко в одиночку уговаривала бутылку, причем к этому моменту ужин, как правило, еще не был закончен. Больше всего Эмма любила ресторан «Кейт Мантилини».
– Ну зачем мы туда ездим? Ведь это же черт-те где, а ты и заказываешь только, что бутерброд со стейком и пюре, – ныл Джек, который не ел ни хлеба, ни картошки. Но она обожала сидеть за длиннющим баром в «Кейт». Ее все там знали, каждый спрашивал, как продвигается ее новый роман.
– Продвигается, будьте покойны, – отвечала Эмма. – А вот вы лучше познакомьтесь, это Джек, мы с ним живем в одном доме. Да вы его в кино видели, он играл девицу в «Моем последнем автостопщике». Я имею в виду, ту, красивую.
– Я играл автостопщика, – разъяснял Джек. Несмотря на требования Миры Ашхайм сбрить
По вечерам в понедельник Джек и Эмма отправлялись в «Дэн Тана». В баре показывали «Футбол по понедельникам», но официанты при этом носили смокинги. Толпа была голливудская, но более разухабистая, чем в других местах, – то ли кинодельцы, то ли люди, пытающиеся таковыми стать, а вокруг них свита из шлюх и телохранителей. По стенам стояли муляжи книг, столы застелены красно-белыми в клеточку скатертями, а блюда в меню носили имена знаменитостей.
– Конфетка моя, однажды здесь будут подавать филе оленины, названное в твою честь, – не уставала говорить Эмма Джеку, обычно заказывая телячьи отбивные «Лью Вассерман». [18] Когда Лью умер, Джеку там всякий раз становилось не по себе – получалось, что Эмма ест кусок настоящего Вассермана. Еще Эмма любила стейк по-Диллерски, Джек же почти ничего не ел, только салат. Он снова пил, как в эксетерские времена, много холодного чая; после двух литров этого напитка на пустой желудок Джек был готов танцевать всю ночь.
18
Лью Вассерман – голливудский киномагнат.
Эмма тоже любила ночную музыку, а особенно заведение на бульваре Сансет под названием «Кокосовая дразнилка», там играли старый быстрый рок-н-ролл («потные танцы», как говорил Джек). Туда ходили совсем юные персонажи, Эмма обычно снимала какого-нибудь юнца и тащила его домой, а Джек старался не смотреть, как они обнимаются на заднем сиденье.
– Слушай, дружок, – говорила малышу Эмма, – ты должен делать только то, что я скажу, и точно так, как я скажу, понял?
Джек старался не слушать и не воображать себе, как Эмма сидит поверх очередного танцора. Он старался не думать и о ее болезни, но никак не мог забыть, как застал ее в туалете однажды ночью в слезах, скорченную от боли.
– Он сказал, что не будет двигаться! – кричала Эмма. – И ведь обещал, мудак сраный!
По утрам после таких вечеров Эмма не вставала рано – во все другие дни она поднималась ни свет ни заря и садилась за работу, за «номер два», как она называла теперь свою грядущую книгу. Она вела себя очень дисциплинированно, даже слишком, и все же на нее уже ничто не давило – первую книгу она опубликовала и была уверена, что и вторую опубликует тоже.
В известной мере ничто не давило и на Джека. Да, он сделал свой первый фильм с Уильямом Ванфлеком, хуже, подписал контракт на второй, но это никого не шокировало ни в Си-эй-эй, ни в других конторах. Возможно, одна из них согласится вести дела Джека, когда он закончит с Бешеным Биллом. Покамест за него хлопотала Мира Ашхайм – она даже потребовала, чтобы Джек звал ее менеджером.
Он бросил работу в «Американ Пасифик» без обид – переспал всего с двумя официантками, да и то одна из них бросила его первой. Сниматься в кино, даже у Голландского Психа, было много лучше, чем выходить в вечернюю смену.
Эмма наняла Джека читать письма от фанатов. Ничего негативного она не желала видеть, и ему полагалась выкидывать вон всю критику.
– Угрозы убить меня тоже не показывай, Джек, сразу пересылай в ФБР.
Означенных угроз не поступало, вообще, почта в основном была позитивная – плохо только, что почти все корреспонденты сгорали от желания пересказать Эмме историю своей жизни. Просто удивительно, как много на свете людей «с дисфункциями» и как все они хотят, чтобы Эмма написала именно о них.