Покушение на Гейдриха
Шрифт:
Все складывалось в пользу плана, на котором так упорно настаивал Габчик…
На квартире у Габчика и Кубиша собралось секретное совещание. Надо было договориться о дальнейших действиях. Габчик стоял на том, что, раз Лондон не отменил приказа, следует его выполнить. Его поддержали Зеленка-Гайский. На встрече определили точную дату покушения — 27 мая 1942 г. О результатах совещания меня информировал Опалка. Он рассказал, что ему не удалось отговорить Габчика от его замысла. Пришел Зеленка и подтвердил это. В соответствии с заранее обговоренным планом я перебрался на
Сын хозяйки этой виллы сотрудничал с нами, и место было удобное — окраина Праги, то есть за пределами зоны повышенной опасности, к тому же поблизости находилась Бажантницкая роща.
Подготовка была в самом разгаре.
В Глоубетин я переехал 26 мая. На следующий день после покушения сюда в 17 часов должен был прийти Вальчик. Встреча была назначена на конечной остановке пятого номера трамвая. Предполагалось, что Вальчик привезет сообщение от Опалки относительно портфеля Гейдриха…
Портфель надо было захватить в целости и сохранности. Было решено, что Кубиш бросит гранату только в крайнем случае. Ведь взрыв может уничтожить содержимое портфеля. Поэтому Габчик должен был стрелять, а Кубиш — оставаться в засаде.
Местом покушения с общего согласия определили поворот в пражском предместье Голешовице. Приехав туда на велосипедах, оба участника затем на них же и уедут. Бомбы и автоматы они спрячут в портфели. Чуть выше поворота Вальчик, стоя у забора, даст зеркальцем знак о приближении машины Гейдриха…
Обычно протектор выезжал ранним утром, однако, поскольку в тот день он собирался лететь в Берлин, в его расписании могли произойти непредвиденные изменения.
Все это надо было учитывать.
Трассу, по которой Кубишу и Габчику предстояло возвращаться с места покушения, то есть дорогу из Кобылис до Карлина, мы, насколько возможно, обезопасили. Об этом позаботился Пискачек. В определенных пунктах находились наши люди. Они не знали, о чем конкретно идет речь, но получили от Пискачека необходимые инструкции. Например, Ружичке было дано такое указание: «…Между девятью и десятью часами быть на углу Рокоски и внимательно за всем наблюдать. Если там появится полиция или иная охрана, военные, отвлечь их внимание вопросами или разговорами».
В тот день стояла прекрасная погода.
Солнце манило на природу, хотелось лечь на траву, заложив руки за голову, и закрыть глаза. Когда я преподавал в Брно в гимназии, у нас в Славкове, в пригороде, был небольшой сад. Как же замечательно пахнет земля весной!
В тот день я тоже ждал новостей в саду, только на этот раз в Глоубетине, здесь находился наш штаб. Настал «день икс», а я ему совсем не радовался. Оставалось лишь надеяться, что репрессии будут не слишком жестокими. Но я в это не верил.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Allegro vivace е con brio
Хочу Судьбу схватить за горло…
Людвиг
ДОРОГА
Позавтракав, он потянулся и встал. Длинный, тощий, выступающие скулы. Глубоко сидящие глаза из-за прищуренных век казались косыми. Газеты он прочел еще до завтрака; их доставляют из Праги по утрам.
Он подошел к окну. Перед входом в замок уже стоит большой темный «мерседес-бенц». «Клейн точен», — подумал он и посмотрел на ручные часы. Начало десятого.
Замок окружают вековые деревья. На траве еще лежит роса.
Гейдрих стоит у окна: «Такие деревья росли у нас возле гимназии». У нас… В Галле. В этом городе он родился в 1904 году, ходил в школу. С детства ему нравились военная форма и отрывистые слова команд. После первой мировой войны он пошел вольноопределяющимся в армию, позже попал в военно-морской флот. Жаль, что в Чехии сплошь одни пруды. Боже, многого тут у них нет…
Клейн, его шофер, в форме обершарфюрера СС стоит наготове у машины. Ничего, подождет. Нужно еще проверить все документы и попрощаться.
Сад залит солнечным светом, капельки росы постепенно исчезают, трава высыхает. У ворот при въезде в парк меняется охрана, слышно, как под сапогами скрипит на дорожке песок.
— Где Клаус и Хайде? Где Зильке?
— Клаус! Клаус!
Гейдрих ждет, затем, махнув рукой, заходит в кабинет, берет портфель и складывает в него бумаги. Еще раз осматривает стол: ничего не забыто? Ему давно пора быть в Граде. Где же Лина?
Лина. Ему вспомнилась стройная девушка, она носила тогда костюм наездницы. Он был старшим лейтенантом военно-морского флота. Теперь она — мать его троих детей. Скоро будет и четвертый. Пора бы запретить ей поездки верхом.
— Папа… — это Зильке заглянула в дверь и увидела у стола отца.
Гейдрих берет в руки портфель и голосом, от которого стынет кровь, спрашивает:
— Где вы были?
— Во дворе. Герберт учил нас заряжать пистолет… Взяв дочь за руку, он выходит из комнаты.
— Где мама?
— Ждет тебя внизу.
Замок просторный, похожий на шкатулку с острыми гранями, украшений почти нет, только маленькая балюстрада с балкончиком.
Они спускаются по лестнице. Клейн вытягивается по стойке «смирно» и докладывает. Гейдрих, почти не взглянув на него, ищет глазами жену. Она стоит в парке, рассматривая огромный ясень.
— Эти деревья здесь не нужны. Мы их спилим!
— Я уезжаю. Чем тебе не нравятся деревья?
— Посадим фруктовые. А эти продадим…
— Оставь их, мало тебе других забот… Мне пора. Где Клаус и Хайде?
В этот момент вбегают в ворота дети.
Какое-то время вся семья идет вместе. Клейн снова становится навытяжку. Из домика охраны к нему подходит адъютант Герберт Вагниц, что-то говорит. Тихо шурша шинами, подъезжает второй автомобиль. Из деревни доносится гусиное гоготание, пронзительно, на всю деревенскую площадь, сейчас совсем пустую, кудахчет курица; в эти минуты жители прячутся за калитками палисадников или уходят в дом.