Покушение на власть: субъект власти
Шрифт:
Через час приехал Карл Гельван. Это был высокий тридцатипятилетний латыш, бывший спецназовец, который служил в десантных частях Советской Армии еще в восемьдесят девятом году. Затем он вернулся в Ригу, устроился на работу в полицию. В девяносто четвертом переехал в Бельгию. Работал охранником, телохранителем, инструктором по рукопашному бою. В девяносто восьмом устроился работать к Дзевоньскому и с тех пор выполнял его деликатные поручения. Гельван вошел в дом и прошел в гостиную с камином, где его уже ждали. У него были светлые волосы, немного выпученные глаза, строгие, словно
Войдя в зал, Гельван замер, ожидая разрешения сесть. Дзевоньский благосклонно кивнул. Ему нравился армейский стиль его помощника. Гельван прошел к ним и сел на стул, ожидая дальнейших указаний шефа. По-немецки он говорил свободно, немного знал французский.
– Вы уже знакомы, – сказал Дзевоньский по-немецки, – герр Шайнер хотел поговорить с вами, Карл, чтобы прояснить некоторые вопросы.
Гельван посмотрел на гостя. Он вообще не любил много говорить.
– Где вы служили, Гельван? – неожиданно поинтересовался Гейтлер. – В какой армии? Я же вижу вашу армейскую выправку.
– В Советской Армии, – ответил Карл, – в десантных частях.
– Прекрасно, – кивнул Гейтлер, – значит, вы примерно знаете, как могут вести себя ваши бывшие коллеги. Еще вопрос. Вам известно, зачем мы все сюда приехали?
Гельван посмотрел на Дзевоньского. Тот закрыл глаза, разрешая ответить.
– Известно, – ответил Карл.
– Что именно? Зачем мы сюда приехали?
Гельван снова взглянул на Дзевоньского. И тот снова разрешил ответить.
– Готовить важную операцию, – чуть подумав, произнес Карл.
– Прекрасно, – откликнулся Гейтлер, – значит, вы знаете, какую именно операцию мы будем готовить. Не нужно ничего говорить. Я спрашиваю, да или нет.
– Да, – ответил Гельван.
– Тогда скажите, любите ли вы театр?
– Что? – не понял Карл. Он не удивился, просто не понял.
– Я спрашиваю, любите ли вы театр?
Гельван посмотрел на Дзевоньского, но тот молчал, не подавая никаких знаков. Карл перевел взгляд на сидящего в кресле гостя.
– Я не знаю, герр Шайнер, – наконец произнес Гельван, – я не понимаю, о чем вы меня спрашиваете.
Гейтлер посмотрел на Дзевоньского и укоризненно покачал головой.
– Какие языки вы знаете? – спросил он у Карла.
– Латышский, русский, немецкий, французский. Немного литовский.
– Ясно, – Гейтлер обратился к Дзевоньскому по-английски. – Боюсь, такой помощник нам не подойдет. Нужно найти другого. Более сообразительного.
– Спасибо, Карл, – закончил разговор Дзевоньский, – вы можете подождать нас в другой комнате. Если вы проголодались, наша кухарка вас накормит.
Гельван поднялся и вышел из комнаты.
– Вы знаете, генерал, что при всей моей сообразительности ваши вопросы иногда ставят в тупик даже меня, – признался Дзевоньский. – При чем тут любовь Карла к театру? Какое это имеет отношение к нашему делу? Может, вам любопытно, нравится ли ему балет или чем Верди отличается от Пуччини?
– Если это понадобится для нашего дела, то Гельвану придется научиться отличать их друг от друга, – невозмутимо заметил Гейтлер, – но мне нравится ваш вопрос. Если даже такой профессионал, как
– Какой замысел? – занервничал Дзевоньский. – При чем тут наша работа и любовь Гельвана к театру?
– Вы примерно представляете, как работает служба безопасности президента? – спросил Гейтлер. – Они отслеживают все, что касается безопасности охраняемого лица. Специальные аналитики анализируют все возможные угрозы, все перемещения любых известных террористов, изучают все уловки, к которым они могут прибегнуть. Анализируются их возможности, приемы, проверяется новая техника, исследуется весь путь президента от его резиденции до дома. Одним словом, там не только охранники с накачанными мускулами, а умные и думающие люди. Как вы, Дзевоньский. Но ни один аналитик никогда не задаст такой глупый вопрос: любит ли Карл Гельван театр?
Дзевоньский промолчал. Он уже понял, что Гейтлер задал свой странный вопрос не просто так. Но по-прежнему не мог понять, какая может быть связь между их операцией и абсолютно непонятным разговором о любви к театру.
– Меня пригласили сюда не для того, чтобы я сидел на этой даче и наслаждался вашим обществом, – заметил Гейтлер. – Вы, кажется, поставили передо мной конкретную задачу, решив выплатить мне большой гонорар за мою работу. А моя основная работа – это думать головой. Вот поэтому я и придумал парадоксальную ситуацию, которую никогда ни одна служба безопасности не сможет просчитать. Они будут проверять все что угодно: от еды президента до бумаг, которые приносят ему на подпись. Будут видеть в каждом посетителе террориста, проверять приходящую корреспонденцию, мебель, брать даже пробы воздуха. Но никто не задаст себе такого вопроса: любит ли Карл Гельван театр?
– Объясните наконец, что происходит, – не выдержал Дзевоньский. – Я все еще ничего не могу понять.
– Вы можете заставить президента приехать в место, которое вам нужно? – спросил Гейтлер. – Помните, я рассказывал вам о подготовке покушения на Франко? Тогда мы разрабатывали именно такую ситуацию, при которой мы должны были заранее знать, где и когда окажется «каудильо». Здесь мы ничего такого сделать не можем. Мы не знаем, куда поедет президент, с кем он будет, каков маршрут его передвижения, какие транспортные средства он использует, где и сколько времени пробудет. Мы ничего не знаем, если только вы не сможете завербовать руководителя его службы безопасности или руководителя его администрации. У вас есть такая возможность?
Дзевоньский не ответил, только насмешливо фыркнул.
– Правильно, – улыбнулся Гейтлер. – Таким образом я намеренно моделирую ситуацию, при которой буду точно знать, где и когда появится президент. Буду знать и смогу подготовиться к этой встрече еще до того, как об этом узнает его служба безопасности, еще до того, как об этом будет знать сам президент.
– Сейчас я начну потихоньку сходить с ума, – пробормотал Дзевоньский. – О чем вы говорите? Вы будете знать, где появится президент, еще до того, как он сам будет об этом знать? Еще до того, как об этом будет знать его охрана?