Пол Андерсон. Сугубо временно
Шрифт:
– Черт побери! Думаете, мне хочется держать под своей крышей сотню горластых слуг? Но это - часть шоу, которое приходится разыгрывать. Ошибка Харе в том, что он казался таким совершенством, что никого не завораживал. Нельзя поднять из руин целый мир, если не будет Лидера с большой буквы.
– Мне казалось, мы против
– Боролись. И боремся. Разумеется. Но еще предстоит столько дел. Мы не можем переменить русло за неделю, ведь у нас люди поколениями отучены думать, мы не можем сразу же применять ордена на обыск, презумпцию невиновности, гражданский кодекс и соблюдать процессуальные тонкости в политических процессах, пока среди нас несколько миллионов заговорщиков, стремящихся восстановить диктатуру. На свете еще много убежденных хареистов, вы это сами понимаете, не говоря уже о нескольких сотнях горсток безумцев, у каждой из которых есть свой особый план спасения человечества.
– Ахтман зажег новую сигарету от догорающего окурка.
В рокоте его слов слышался ледяной холод.
– Мы не можем распустить протекторат и предоставить иностранные провинции самим себе, пока они не обучатся и не достигнут уровня цивилизованных наций, или перед нами замаячит новая атомная война. А здесь, у нас дома, такая бедность, такой голод... как по-вашему, насколько заинтересован в демократическом правлении человек, когда его детям не хватает хлеба? Если мы позволим, то он пойдет за первым горлопаном, первым крикливым фюрером, который пообещает их накормить. Вначале нам надо восстановить хозяйство...
Я сам удивился, что решился перебить его.
– К вашему сведению, - сказал я, - я член либертарианской партии.
– Какая разница, - весело махнул он рукой.
– Это не будет вменяться вам в вину, когда политические партии распустят, а это лишь вопрос...
–
– я задохнулся.
– Но предполагалось провести выборы...
– Боюсь, что с ними придется подождать несколько лет. Честно говоря, дружище, вы же понимаете, что в современных условиях их невозможно провести. Я думал, что это исполнимо, поэтому мы и объявили о выборах, но факты, обнаружившиеся потом, показали, что я заблуждался.
– Ахтман хмыкнул.
– Почему у вас в глазах написан такой ужас? Я вам не Харе. Он никогда не признавал своих ошибок.
– А вам и не нужно их признавать, - пробормотал я.
– У вас же нет должности... Вы стоите за спиной президента и Конгресса, они возьмут на себя вину за ваши ошибки и заблуждения, а вы воспользуетесь всем причитающимся вам почетом, когда что-то удастся. О да.
– Это просто смешно.
– На какое-то мгновение он разозлился. Затем, повернувшись ко мне спиной, он обратился к окну.
Словно по какому-то скрытому сигналу бесшумно, как кошка подошел лакей, протягивая мне пальто. Я встал на дрожащих ногах и стал его натягивать.
– Не беспокойтесь, профессор, - сказал Ахтман мягко.
– Ладно, если вы настаиваете, пусть это будет диктатура. Но она пойдет во благо, черт, вы же знаете меня и идеалы, за которые я боролся, ведь так? Может быть, нам придется кое-кого убивать, и люди в этом городе начинают называть меня Циником. Но...
– Он так и не обернулся ко мне...
Это же только сугубо временно.
Перевод О. Кутуминой и О. Сидировой
Из сборника: "Пришельцы с Земли", М.: "Сигма-пресс", Ангарск: "Амбер Лтд", 1996