Пол и секуляризм
Шрифт:
Вероятно, это можно сформулировать иначе: в дискурсе секуляризма, который вернулся после падения коммунизма в 1989 году, а затем усилился после атак на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке в 2001-м, ислам стал «экстремистским религиозным вызовом» «современной международной системе», которая отныне понимается как демократическая и христианская. Именно в этом контексте политолог Сэмюэл Хантингтон, популяризатор идеи о столкновении цивилизаций {12} , утверждал в 1993 году, что «исторически существовала сильная корреляция между западным христианством и демократией» [355] . И президент Джордж Буш мог оправдывать вторжение в Ирак тем, что это крестовый поход во исполнение воли Божьей. «Этот крестовый поход, эта война с террором будет длительной», — сказал он в сентябре 2001-го [356] . В 2004 году он так определил цель этого крестового похода: «Свобода — это дар Всевышнего каждому мужчине и женщине в этом мире. И как величайшая держава на земле, мы несем обязанность помогать распространению свободы» [357] . В менее библейском духе в 2007 году Николя Саркози, президент Франции, призывал к новому, позитивному секуляризму: «Секуляризм не должен отделять Францию от ее христианских корней», в противном случае «ослабнет связующее вещество национальной идентичности» [358] .
355
Huntington S. P. Democracy’s Third Wave // Journal of Democracy. Spring 1993. P. 13.
356
Waldman P., Pope H. Updated «Crusade» Reference Reinforces Fears War on Terrorism Is against Muslims // Wall Street Journal online. September, 21, 2001. http://www.wsj.com/articles/SB1001020294332922160.
357
Цит. по: Massad J. Islam in Liberalism. P. 14.
358
Цит. по: Fassin E. National Identities and Transnational Intimacies: Sexual Democracy and the Politics of Immigration in Europe // Public Culture. 2010. Vol. 22. № 3. P. 513.
359
Ibid. P. 521.
360
German Chancellor Angela Merkel: NWO Has Failed, Germany Returning to Its Christian Roots! // Politicalvelcraft.org. October 18, 2010. https://politicalvelcraft.org/2010/10/18/german-chancellor-angela-merkel-nwo-has-failed-germany-returning-to-its-christian-roots.
Важность христианской этики для современных демократий была продемонстрирована в беседе Юргена Хабермаса и папы Бенедикта XVI, состоявшейся в 2004 году. Позднее она была опубликована под названием «Диалектика секуляризации. О разуме и религии» [361] . Перед лицом войны с терроризмом и нарастающей напряженности в мире Хабермас признавал источник морали и этики в терпимости к религиозным традициям; они «сохранили в целостности нечто, что в других местах было утрачено». Он писал во «Времени переходов»:
361
Ratzinger J., Habermas J. The Dialectics of Secularization: On Reason and Religion. San Francisco, 2007.
Универсалистский эгалитаризм, из которого рождаются идеалы свободы и коллективной жизни в солидарности […] индивидуальная мораль совести, права человека и демократия — это прямое наследие иудаистской этики справедливости и христианской этики любви. Это наследие, по сути дела неизменное, было предметом постоянной критической апроприации и реинтерпретации. По сей день альтернативы ему нет […] Все остальное — лишь досужие постмодернистские разговоры [362] .
362
Habermas J. Time of Transitions. Cambridge, 2006. P. 150–151.
В диалоге с Хабермасом папа подчеркивал «божественный свет разума», который контролирует «патологии религии», относя разум к христианству, а патологии — к исламу [363] .
Инкорпорирование христианства не в качестве аспекта, а в качестве источника демократической секулярности было продуктом холодной войны, который сохранился надолго. В дискурсе о столкновении цивилизаций ислам теперь изображался как гипертрофированная форма духовности («экстремистский религиозный вызов»), подавлявшая в индивидах рациональное начало — то самое рациональное начало, которое было источником внутреннего христианского сознания и свободы, которую оно выражало, — ради навязанной коллективной идентичности. При таком взгляде ислам становился одной из форм тоталитарной политики, в которой на месте марксистской диалектики были законы шариата [364] .
363
Pope Benedict XVI. Regensburg address. September 12, 2006 // Zenit.org. https://zenit.org/articles/papal-address-at-university-of-regensburg/.
364
Friedman G. A Net Assessment of the Middle East // Geopolitical Weekly. 2015. June 9.
Сексуальная свобода и статус женщин
Классическое столкновение по женскому вопросу времен холодной войны произошло в июле 1959 года, во время так называемых кухонных дебатов между советским лидером Никитой Хрущевым и американским вице-президентом Ричардом Никсоном. Дело было на выставке в Москве, устроенной американцами в рамках программы культурного обмена между США и СССР. В модельной кухне, оснащенной новейшими технологиями, Хрущев презрительно отозвался о таком новшестве, как посудомоечная машина: «У нас тоже есть такие вещи». Никсон проигнорировал его замечание: «Это новейшая модель. Тысячи такого типа конструкций собираются [на заводах] и потом встраиваются прямо в домах …американцы заинтересованы в том, чтобы облегчить жизнь своим женщинам]». Хрущев ответил на это, что в СССР нет «капиталистического отношения к женщинам».
Вероятно, он имел в виду то, что женщины в СССР больше работают, а может быть, как предположил корреспондент New York Times Харрисон Сэлисбери, «хотел сказать, что при коммунизме не бывает эксплуатации и дискриминации женщин». Никсон возразил: «Я думаю, что отношение к женщинам везде одинаковое. Что мы хотим сделать, так это облегчить жизнь домохозяйкам» [365] . Дебаты закончились на более приятной ноте: Хрущев и Никсон подняли тост за прекрасных дам.
365
Salisbury H. E. Nixon and Khrushchev Argue in Public as U. S. Exhibit Opens; Accuse Each Other of Threats // New York Times. 1959. July 24.
Этот диалог между лидерами был кульминацией многолетних разногласий по женскому вопросу. Элейн Тайлер Мэй в своей книге «Домашнее рабство» предлагает исчерпывающий обзор ситуации в Соединенных Штатах в послевоенные годы. Она пишет, что
семья, казалось, стала психологической крепостью… Укрепленная гетеросексуальной мужественностью, научным опытом и материальным изобилием, она могла защитить от превратностей эпохи [366] .
Как и раньше,
366
May Tyler E. Homeward Bound: American Families in the Cold War Era. New York, 2008. P. 13.
ни одна нация не должна забывать, что самая главная, фундаментальная основа свободного общества — это семейная структура, дом, и самая главная работа делается в нем [367] .
Во имя свободы выбора Митчелл призывал женщин посвятить себя своей домашней, материнской роли.
Никсон подчеркнул в своем ответе Хрущеву значение выбора, когда ссылался на разнообразие потребительских товаров, доступных американским женщинам, и связывал рынок с демократией: «Позвольте людям выбирать, какой дом, какой суп, какие идеи они хотят». Свободный выбор контрастировал с тем, что было у русских. Вот что говорил Никсон: «У нас нет одного решения, принятого одним правительственным чиновником. В этом разница». Его отсылка к «универсальности» позиции подразумевала, что если женщинам не мешать, они выберут дом. «Американское бюро по делам женщин» ссылалось на выбор при объяснении отсутствия женщин в политике. «Предоставление женщинам равных прав в публичной жизни — все еще вопрос будущего», — заметил один представитель в 1948 году:
367
Vicedo M. The Nature and Nurture of Love: From Imprinting to Attachment in Cold War America. Chicago, 2014. P. 80.
это результат свободного выбора большинства женщин, которые явно предпочитают комфорт и личное пространство своего дома жестокому опыту политических кампаний и ответственности крупных государственных должностей [368] .
Свободный выбор отныне объявлялся главной характеристикой демократии и, как ни парадоксально, неминуемо подтверждал «универсальную» истину о том, что место женщины дома.
Противоположные заявления касательно положения женщин при капитализме и при коммунизме были очевидны в ООН, которая в этот период вырабатывала свою позицию по вопросу прав человека. Один историк отмечает, что в ООН «положение женщин стало полем битвы во время Холодной войны» [369] . Американские делегаты делали акцент на домашних делах и потребительском выборе, то есть на частной роли женщин, тогда как русские выступали за равенство женщин с мужчинами в публичной сфере, что доказывалось количеством работающих женщин, обеспечением государственного ухода за детьми работающих женщин и равной заработной платой для мужчин и женщин. Историки показали, что эти утверждения не всегда совпадали с реальной жизнью женщин — в Советском Союзе существовала значительная гендерная асимметрия, — но риторические антитезы во время холодной войны жили на международной арене своей жизнью [370] . В 1953 году один из представителей Советского Союза в ООН указывал на отказ Конгресса США принять поправку о равных правах (впервые предложенную в 1923 году) и на отсутствие женщин на политических и судебных постах [371] . В речи перед Комиссией ООН по положению женщин советская делегатка Нина Попова отмечала, что «если считать положение женщин истинным мерилом демократии в любой стране», тогда «СССР был вдохновляющим примером для всех демократических стран» {13} . Американцы возражали в ответ, что семья является необходимым бастионом безопасности и что в США женщины счастливее, чем в СССР, счастливее и красивее советских женщин. Еженедельник US News and World Report описывал Москву как «город женщин — тяжело трудящихся женщин, которые почти лишены очарования западных женщин. Большинство москвичек, кажется, совершенно не волнует, как они выглядят» [372] . Излишне говорить, что эти комментарии не отражали сложной реальности и опыта на месте, они набрасывали картину различий между системами широкими мазками.
368
Laville H. Gender and Women’s Rights in the Cold War // The Oxford Handbook of the Cold War. P. 531.
369
Ibid. Р. 530. Еще одним полем сражения, конечно, была раса. См.: Saunders Stonor F. The Cultural Cold War. P. 20.
370
Gal S., Kligman G. The Politics of Gender after Socialism. Princeton, 2000. См.: Donert C. Women’s Rights in Cold War Europe: Disentangling Feminist Histories // Past and Present. Supplement. 2013. № 8. P. 178–202.
371
Цит. по: Laville H. Gender and Women’s Rights. P. 530.
372
May Tyler E. Homeward Bound. P. 22.
Директор ФБР Джон Эдгар Гувер призывал «домохозяек и матерей» бороться с «двумя врагами свободы — преступностью и коммунизмом». Это были настоящие «карьерные женщины», утверждал он: «Я говорю „карьерные“, потому что чувствую, что нет карьеры важнее, чем карьера хозяйки дома и матери» [373] . Гувер с подозрением относился к любой группе, оспаривавшей эти взгляды, и его антипатия простиралась от вдохновленной коммунистами организации «Международная демократическая федерация женщин» (образованной в Париже в 1945 году), которую он и другие обвиняли в использовании прав женщин как «дымовой завесы» для поддержки целей СССР, до всего, что хоть отдаленно напоминало феминизм [374] . «Политические агенты Кремля за рубежом продолжают бить в феминистские барабаны, полностью осознавая их разрушительное влияние на потенциальных врагов Советского Союза» [375] . Бдительность антикоммунистов распространялась на любых людей или организации, чье поведение ставило под вопрос нормы гетеросексуального брака. Мэй пишет, что «внебрачное сексуальное поведение во всех его формах (проституция, пары, не живущие вместе, гомосексуалы) после войны стало настоящей одержимостью для страны» [376] .
373
Ibid. P. 132.
374
de Haan F. Continuing Cold War Paradigms in Western Historiography of Transnational Women’s Organizations: The Case of the Women’s International Democratic Federation (WIDF) // Women’s History Review. Vol. 19. № 4. 2010. P. 547–573.
375
Цит. по: Weigand K. The Red Menace: The Feminine Mystique and Ohio Un-American Activities Commission // Journal of Women’s History. 1992. № 3. P. 71.
376
May Tyler E. Homeward Bound. P. 91.