Полдень синих яблок
Шрифт:
Сержант опасливо огляделся по сторонам и осклабился:
– Нет, я в эти сказки не верю.
– Да я тоже! Эй, гражданин, вы к кому, - увидев мелькнувшую тень, лейтенант машинально схватился за автомат и тут же обмяк. Автомат выпал из рук и глухо стукнулся об пол.
Перед ними стоял, протягивая окровавленную руку, словно прося чего-то человек.
Волосы на его голове спеклись от засохшей крови, залившей правый глаз, а из безобразной раны на расскроенном черепе вытекало студенистое серое вещество.
– Комбат, - в ужасе прошептал лейтенант.
– -----------------------------------------------------------------------------
*Продол (жарг.) -
Глава 24.
Весь мир сузился до размеров клопа, маленькой и злобной сущности, ползущей по деревянному настилу. Тварь деловито направлялась к свежему телу, которое не успело пропитаться запахом стойкого мужского пота, грязных носков и испражнений, словом, всей этой всепроникающей камерной вонью. Букашка прополза ещё немного и тут же была с хрустом погребена под плюхнувшимся на неё толстым задом.
– Что, в первый раз загремел?
Дино безразлично подумал, что и его сейчас можно сравнить с этим клопом, которого можно раздавить в любой момент. Только и отличий-то, что тот родился здесь и чувств никаких не испытывает, кроме инстинкта выживания - напиться бы чьей-нибудь крови. Ему неведомы ни унижения, ни чувство потери, ни жалости.
Тут Дино понял, что обращаются к нему и только подавленно кивнул.
– Не дрейфь, паря!
– толстяк поскрёб грудь под, торчащей клочками, немытой бородой. Из-под серой, в маслянистых пятнах мелькнула застиранная тельняшка.
– Всё когда-то случается в первый раз.
Дино сидел, тупо уставившись в одну точку на противоположной обшарпанной стене и не шевелился.
– Не, друг, я серьёзно, ко всему нужно относиться философски, - глубоким басом продолжал бородач с внешностью не то бомжа, не то - попа-расстриги.
– Наше тело - тюрьма, а это пострашнее будет.Мы, как бабочки, которым снится, что они - бабочки и это всё, - он обвёл глазами мрачную коробку камеры, освещённую туской лампочкой, - лишь иллюзия.
'Легко сказать!
– с досадой думал Дино.
– Её, эту философию даже за уши не подтянешь, когда у тебя умирает родная душа, ещё одна пропадает, а тебя предательски обвиняют в их убийстве. И ещё кто! Друг детства!'
– Эй, бабочка!
– раздался писклявый прокуренный голос, который тут же потонул в шуме смываемой воды.
– Ты чего там пургу метёшь?
Из-за перегородки, незамысловато скрывающей отхожее место показался тщедушный мужичонка. От долгих отсидок, чифира и тюремной баланды возраст его стёрся. Редкая растительность покрывала узкий, в шрамах, череп и была того неопределённого цвета, какой бывает у седеющих светловолосых людей или просто от долгой немытости.
Одной рукой он без конца поддёргивал сползающие штаны, другой зажал ноздрю смачно высморкался в сторону параши.
– А это, - толстый презрительно осмотрел доходягу с головы до ног, - одно из тех жалких созданий, цель жизни которых лишь
– Это кто не умеет бороться?
– прошамкал урка впадающими губами.
– Я умею! Могу, например, пить, а могу и... Хотя пить у меня получается лучше, - и он заквакал беззубым ртом.
– А насчёт слабака, это ты поосторожней, философ! Для тебя тело - тюрьма, а для меня тюрьма - дом родной. Вот и вся разница!
– Да разница огромная! Не важно, где жить, главное - как! Ты живёшь, как вот этот клоп. Паразитируешь. Без идеи, без смысла.
– А ты, значит, у нас идейный, - беззубый покрутил длинными, как палочки, пальцами.
– Можно и так сказать.
– Поп что ли? Уж больно на попа смахиваешь проповедями своими.- Он сбросил тоненькие ботинки и развалился на лежаке.
– Почему поп? Я -православный славянин. Вот за драку сижу. Посижу чуток, да выпустят, чай, не впервой.
– А что же ты кулаки распускаешь, славянин? Как-то не по-христиански это!
– А я и не сказал, что христианин. Я - язычник. А добро - оно должно быть с кулаками. Каждый русский мужчина должен быть по духу воином, умеющим постоять за себя. А в случае чего защитить своих близких, свой народ, а если надо - и свою страну.
– Не-ет, идейный - это я, - ханурик постучал себя кулаком в грудь.
– Кто-то в окопах обороняется, родину защищает, кто-то революции делает, а я за всех сижу!
– Ты сам за себя сидишь!
– гремел толстяк.
– И я за себя. И он, - мотнув головой, показал он в сторону Дино.
'Эх, Трепло, Трепло, даже позвонить не дал, - не вникая в перебранку, думал о своём Снегин.
– Хотя, кому звонить? Урману? Но что может сделать несчастный инвалид? Лиза пропала и наверняка её угрожает опасность. Остался Завадский. Точно, надо позвонить Гарику, уж он точно поможет вытащить меня отсюда! Или хоть узнает что-то о Лизе'.
Он вскочил с места и забарабанил в железную дверь.
– Эй! Мне надо срочно позвонить! Я знаю, у меня есть право на один звонок!
Он стучал, пытался докричаться до бесчувственных охранников, но снаружи не доносилось ни звука. Отбитые кулаки звенели, как два колокола. Не замечая боли, он в изнеможении опустился прямо на загаженный пол и тут же был подхвачен огромными ручищами.
– Эй, паря, - здоровяк заботливо усадил его на настил, - не кипишуй, всё равно не откроют.
Дино забился в угол, поджав ноги. Он готов был разрыдаться от неимоверной тоски и унижения, неизвестности и жалости к самому себе, к пропавшей Лизе, к несчастной Макоше.
– А у нас выбора не было!
– доносились сквозь мысли слова толстяка, - У нас ведь как - или ты мусульманин, или буддист, или христианин. Ну, или на худой конец - иудей. И все за перегородками друг от друга прячутся, богов делят. А мне интересно, как оно там, изнутри, кто же правый. Мусульманство я уже попробовал чуток - не моё это, христианином тоже был, вот сейчас в язычество подался.