Полдень, XXI век (апрель 2012)
Шрифт:
– Особый рапануйский путь? Суверенная кавакратия?
– Кавакра… – а кава, вообще-то, что значит, студент?
– «Горькая».
– Ага! Это значит, чтобы пить только свое зеленое говно, на своих же слюнях настоянное? Не-ет. Геополитика – прежде всего; я армянский люблю… Ладно, вы там пока думайте, не к спеху, а мне оттуда перешлите чего-нибудь, чтоб пить можно было. Хоть писки этой сраной, только побольше.
– Евстрат Евстратович, ну что же они у вас так всё и стоят?
– Ничего, пусть
– У РА-А-А!
– Всё, заткнулись и отвалили!
– Но если вы в самом деле… У меня тогда к вам просьба, Евстрат Евстратович. Напишите, пожалуйста, своей рукой пару строк, ну, что вы живы и с вами всё в порядке, а то у меня будут неприятности.
– Не-е, я ничё писать не буду. На хрена?
– Ты, дурачка-то не валяй… Херу! Не вернешься, значит, пропал без вести, потянут и меня, а мне это не надо.
– И чё ты сделаешь?
– Да просто скажу, что ты здесь. Ты проник в закрытую буферную зону, в лепрозону, ты биотеррорист, тебя тут же отловят и закроют на настоящей, внутренней зоне, с прокаженными в полный рост. И больше не выпустят. Вот и всё.
– Я ваши задницы из костра вытащил, а ты меня – сдавать?
– Да ты напиши – и живи спокойно. Пойми: если тайком, то ты террорист и тебя ловят, а если объявляешь, ты спортэми-грант, человек доброй воли – и кому ты нужен? Живи. А будут успехи под новым флагом – еще и отметят.
–.. Так а чего я там должен писать?
– Ты что, вчера родился, не знаешь, как родину предавать?
– Ну, всегда же были рыбы. Или ставишь крестики в клеточках и всё.
– Крестики… Ну, дай ему бумагу. Пиши, рыба. «Я, такой-то такой-то, преследуемый за свои тренировочные убеждения спорткомитетом, не имея возможности защитить свой… свое достоинство в условиях необъективного судейства и предвзятого отношения контрольно-дисциплинарной комиссии…»
– Ага! И про пендаль в полуфинале! Про пендаль обязательно.
– Давай. Только без неаппетитных подробностей… Налепил? Ну, и всё. «В связи с вышеизложенным прошу предоставить мне спортивное убежище. Сделаны прививки… – перечисляешь». Дата, подпись, полис.
– Вот… Вот так, да? На, держи.
– Ладно, бывай, перебежчик. Вот ведь утечки пошли – уже и не мозгов…
– Всего доброго, Евстрат Евстратович. Аптечку я вам оставил.
– Валите… Стой! Диктофон свой забери. И про писку, смотри, не забудь!
– Ну вот, это вход в пещеру, мы отсюда начинали.
– Угу. Узнаю дверку. Так, говорите, ее можно и в одиночку?
– Да. Но пока не надо. Не надо спешить в последний момент. Подождем…
– Да не нагоняйте
– Его вообще нет. Команды на запуск выдает генератор случайных чисел.
– Тем более, чего тогда ждать?
– Честно говоря, я не знаю… я просто прислушиваюсь к себе.
– …Фигурку эту дайте посмотреть… Это – душа? Как она там называется?
– Иви атуа.
– А набита тростником, да? Помялась, поправить надо… У Туя один сын?
– Какая вам разница? Вам ведь только ваш платочек важен, больше ничего. В латышском героическом эпосе слизывающий плевок героя вбирает его силу… Удивительные бывают предвестия. Иногда кажется, что всё наше будущее уже записано, и мировая литература – это не летопись былого, а сохраненная копия той, сожженной Прометеем, книги судеб, ее только нужно внимательно читать… Вам это, впрочем, не интересно. Смотрите за платочком, а то опять потеряете.
– Я его не терял, его украли из застегнутого кармана – отдаю должное квалификации… И меня, вообще-то, удивляет, почему не украли эту фигурку, которая так нахально открыто висела у вас на шее. Они же здесь ценятся. Неужели украсть с шеи труднее, чем из кармана? Не верю!
– О чем вы? Украсть паре? Украсть душу чужого предка? Да какие они ни воры, но не сумасшедшие же. Ничего вы не захотели здесь понять.
– А тренер понял?
– Не знаю… Нет. Ведь он здесь тоже всё неправильно толкует, даже свое прозвище: «херу» по-рапануйски вовсе не «начальник», а просто «хромой».
– Но ему, как вы убедились, это не мешает. А знаете, почему? Он здесь нужен. Закон эволюции: потребность создает орган. Вот поэтому так быстро и он их понял, и они его поняли. А потребности в вас их эволюция еще, извините, не создала. Вы – результат случайной мутации, темный аллель неизвестного предназначения. То ли отголосок прошлого, то ли предвестник будущего, но в настоящем вы не удел… К семье его сразу пойдете?
– Нет… Слушайте, как у вас совести хватает?
– А моя совесть чиста, я его не убивал. Это был несчастный случай, такой же, как ушиб Евстрата.
– Нет, это было именно убийство. Неосторожное, но убийство.
– Ну хорошо, если вы так настаиваете, пусть будет убийство. Только убил-то не я. Я оказался просто слепым орудием. Да-да. Не вы ли сами все время говорили – и даже минуту назад, – что я ничего здесь не понимаю, а я действительно не понимал, и вот к чему это привело. Но моя ли в этом вина? Скажите, разве тренера ранил – а должен был убить – слепой осколок камня? Нет! Его ранил тот, кто организовал эту систему, предполагающую убийство, и привел ее в действие. А удар камня, удар трубы – это работа слепых «исполнительных механизмов», слепых орудий. Ранил не камень. Убил не я.