Полдень, XXI век (март 2011)

Журнал Вокруг Света

Карточная колода появилась в его руке, замелькали картинки, полетели на инкрустированный дорогим деревом натюрморт – заморские пташки и цветы. Длинными пальцами гость перемещал карты, одни переворачивал, другие откидывал, и наконец заговорил прерывающимся голосом, как если бы пытался разглядеть вдалеке образы грядущих событий:

– Ночь… беспросветная ночь… ветер гонит черные тучи… море гудит и ревет… корабль борется с пучиной… вот лопнул кливер, корабль стремительно разворачивает носом к ветру… Подкатившая волна подхватывает корму, и рулевому уже не удержать судно

от губительного крена…

Голос гадальщика был настолько зловещим, что герр Штейнфельд содрогнулся. Он слушал – и картина бедствия вставала перед ним так ярко, как будто он отворил окно, выходящее на море.

– Люди на палубе суматошно хватаются за леера и снасти, чтобы не быть смытыми за борт, – продолжал гадальщик. – Но вот судно развернуло носом к ветру и фок лег на мачту, хода нет – судно неуправляемо! Удар волны – и рвется брас, рей разворачивает и стряхивает людей, посланных на мачту, на уборку фока…

В ушах купца возникло все это – и вой ветра, и крики людей, он даже узнал знакомые голоса – или ему показалось? Наваждение возникло – и тут же пропало.

– От удара реем рвутся бакштаги и ванты, и уже ничто не удерживает мачту… Мачта с диким треском начинает ломаться и падать на палубу, увлекая за собой такелаж, людей, рангоут. Отломавшаяся стеньга вместе с салингом разбивает штурвал – это начало агонии, никто не выйдет живым! Этот корабль никогда не вернется в гавань… Все, карты больше ничего о нем не скажут, – завершил гость и, собрав колоду, спрятал ее в карман.

– Что это за судно? – взволнованно спросил герр Штейнфельд.

– Названия мне карты не сообщили. Но господин может быть уверен, что это судно приобретено в Голландии и шло с грузом дорогих вин и добротного английского сукна, – отвечал гость. – Не пройдет и шести недель, как предсказание мое сбудется, но знаете ли, та сила, которая заведует предсказаниями, весьма хитра… господин ведь не откажется заплатить мне тем, что и без моей просьбы должно покинуть его дом, да еще к его великой радости?

– Как только предсказание ваше сбудется, приходите за платой, – сказал купец, стараясь не показывать своей безумной радости, – и я буду щедр с вами – разумеется, в разумных пределах.

Он уже отдался арифметическим размышлениям – если корабль соперника Вайскопфа погибнет, то как это повлияет на цены и что следует сделать, чтобы воспользоваться прыжком цен.

– Спокойной ночи, герр Штейнфельд, – сказал, кланяясь, гость.

Хлопнула дверь.

Купец, выведя в голове цифры, приятные его сердцу, немного успокоился и долго смотрел на деревянные цветы и пташек. Дерево многоценных и неизвестных ему пород было розовым и зеленоватым, взгляд купца – уже полусонным, и удивительно ли, что очертания смазались, поплыли, и на поверхности столика заплескалась морская вода? Купец смотрел сквозь нее, как будто стоял на песчаной отмели, и вдруг увидел скользящих над самым дном крошечных рыбок…

Господин с черной повязкой меж тем оказался на другом конце города, у дверей кабачка.

Внизу был такой шум, что хоть уши затыкай, – это матросы в последний раз пировали на берегу перед

долгим плаваньем. Наутро из порта выходили два судна – «Габриэль Шторм» и «Прекрасная Эльза». Новый хозяин «Габриэля», герр Вайскопф, не пожалел денег на пирушку, чтобы плаванье было удачным.

Погребок был длинным, поделенным на отсеки, в каждом отсеке стоял стол, за каждым столом помещалось до дюжины человек. Наверху, под самым потолком, были узкие окна с цветными стеклами, выходившие на улицу. Господин с черной повязкой нагнулся к одному – и от его пристального взгляда стекло сделалось прозрачным.

Внизу шел обычный для пирушки мужской спор – одни собрались уходить, другие их удерживали.

Уйти решили капитан «Габриэля Шторма» и его молодой помощник, носивший по странному совпадению имя Габриэль. Капитан был уже немолод, пил мало, да и не хотел мешать беззаботному веселью команды. Все знали, что в море он будет строг, и того, кто позволит себе лишнее, ждет суровая порка. Но на берегу, да еще в последнюю ночь, он был добр и потратил на пирушку почти все деньги, данные добрым герром Вайскопфом.

Помощник, Габриэль, решил хотя бы три-четыре часа поспать, чтобы утром, при отплытии, быть бодрым и командовать звонким голосом. Он знал, что девушки придут провожать корабли, и хотел, чтобы нареченная видела, какой он лихой моряк.

– Ступайте, ступайте, – сказал им вслед господин с черной повязкой. – Не вы мне нужны…

И капитан с помощником ушли по узкой улочке, скрылись за углом. Немного погодя вышли трое матросов, люди семейные, не желавшие из-за лишней чарки вина ссориться с женами.

Некоторое время спустя господин с черной повязкой бесшумно спустился вниз. Он увидел то, что и желал увидеть, – шесть человек команды спали за столом, а один, старый боцман Франс, сидел перед пустой кружкой, вздыхал и бормотал:

– А ведь как все хорошо начиналось… Всего лишь двух талеров не хватило, всего двух талеров… Ну, что это за нелепое состояние – выпить меньше, чем требует душа?..

Душа у боцмана Франса требовала обычно куда больше, чем позволял кошелек. Если же каким-то чудом деньги на выпивку находились, то совершенно счастливый боцман попадал в очередную историю и становился героем всего порта. Правда, сам он обычно подробностей не помнил, но находилось множество свидетелей, умеющих и желающих рассказать ему, что именно он натворил и какие последствия это возымело.

Однажды, возвращаясь на корабль в том блаженном состоянии, которое достигается только большим количеством хороших горячительных напитков, наш боцман почти благополучно добрался до порта и судна, при этом ничего себе не повредив и никому ничего не попортив. И тут он совершил открытие – на корабль вело два трапа! Немного подивившись этому событию и не желая обременять себя муками выбора, Франс закричал:

– Эй, на борту! Какой ублюдок гнилой креветки и чесоточной каракатицы, семь чертей ему поперек тощего брюха, додумался спустить два трапа?! Я доберусь до него и заставлю вылизать оба трапа его поганым языком, пока они не засверкают, как бру… брю… бреле… лянты!..