Полдень, XXI век (март 2011)
Шрифт:
Жизнь прекрасна – я раскрываюсь на весь мир.
Душенька пялится на меня во все зенки. Смотри-любуйся – тебе так просто не дано!
А вот наш медленный танец, Симон. Адажио для двоих, мой бес, мой кавалер. Гляди, какие у меня певучие руки. Сухие старческие ладошки – и какие звонкие шлепки! Раз-два-три, раз-два-три… Огибаю койку, тяну носок, ножку в линию и вверх. Балерина уже сорок лет не в форме, пускай ножка и стоит пяткой на тумбе, но на самом деле она парит в воздухе. Соседка, я прыгала выше всех в своей труппе, веришь? Держись!..
Разряд!
Сердце не бьется…
Разряд!
…Симон, мне нужна твоя поддержка! Давай же, цыган! Я делаю тур – кажется, это
Посмотри, какой апломб, старушка, какое чувство равновесия! Насади на булавку бабочку – она все равно покосится, а я – нет. У меня внутри есть кое-что потверже булавки. Хочешь, покажу тебе? Я раскрываюсь – смотри! Держись!..
Сердце не бьется…
Разряд!
…Задорный шаг, биение ножкой. Что, хлопцы, вытаращились? Я опять цвету, и, когда лампа начинает трещать и моргать, на миг вы видите это – радугу от одной ладони к другой.
Шаг кошки – па-де-ша. Я жду тебя, Симон, я нетерпелива в этой вариации. Танцую со смертью, с той, что напротив лежит. Настойчивое бурре – взгляни на балерину, старуха с косой! Отвлекись от моей подруги! Нетерпение переходит в отчаяние. Симон, мне кажется, что ты никогда не придешь. Что мы навеки разлучены и разбиты…
Я вращаюсь во времени, погоняю его палкой – быстрее! Любовь изнемогает от ожидания!..
..Разряд!..
Я делаю фуэте.
Играй шкатулка, вертись, старая… А вот и ты, Симон. Наконец-то. Видишь, какая я стала. А ты совсем не изменился, кудрявый. Давай дотанцуем; последняя кода.
Кода.
Есть пульс.
2
Личности. Идеи. Мысли
Станислав Бескаравайный
Отчуждение автора как следствие индустриализации творчества
Последние годы литература, как индустрия, как система не просто художественных приемов и жанров, но и технологий, переживает серьезнейшую трансформацию – создание Интернета, переход к электронным книгам (в США электронных книг продается уже больше, чем бумажных), рост социальных сетей. Но как повлияет технология на литературу – именно этот вопрос будет предметом данной статьи.
Оценивать содержательную сторону искусства – чрезвычайно сложная проблема, и она будет лишь косвенно затрагиваться в данной работе. Но вот оценка искусства как своеобразной индустрии, как специфической отрасли деятельности, которой присущи свои умения и технологии – это принципиально иная задача, её решение возможно и необходимо.
Если бегло осмотреть области человеческого труда, где прежде царствовало индивидуальное мастерство, а теперь господствует конвейер, то, пожалуй, нигде с такой силой не проявляется механизация ремесла и автоматизация творчества, как в продуктах ширпотреба. Когда-то керамика сплошь была продуктом ручного труда. И самый дешевый глиняный кувшин, и драгоценный фарфоровый сервиз с росписью несли на себе отпечатки пальцев мастеров, частицу их трудолюбия и вдохновения. Сейчас же конвейеры производят десятки тысяч прекрасных сервизов, сюжеты для росписи которых – котята, щенята, пейзажи или абстрактные орнаменты – попросту скачиваются из Интернета.
Есть, разумеется, коллекционеры, которые обожают работу отдельных мастеров и платят за индивидуальную роспись. До сих пор не умер палех, сохранилась гжель. Но по своим потребительским качествам эти народные
И если керамика «помнит» эпоху ручной работы, то конвейерная сборка для машин – это основной способ изготовления. Кто создатель очередной модели легкового автомобиля? Инвестор? Инженер-проектировщик? Дизайнер? Или наладчик робота-сборщика? Каждый из них может легко испортитьавтомобиль. Не дать денег на разработку, использовать ложную статистику в проекте, соединить не те провода в конвейерной линии. Но если всё идет нормально – кто из них может похвалиться, что выразил себя в работе? Ведь каждый делал то, что должен был делать.
Вернемся, однако, к искусству.
Чтобы понять эволюцию литературной индустрии, необходимо раскрыть систему противоречий, которая лежит в её основе. И уже проанализировав развитие литературы в результате нескольких технических революций в изготовлении книг – попытаться спрогнозировать её дальнейшие изменения.
Что можно считать основополагающим, несущим противоречием в индустрии искусства? Это противоречие «создание произведений искусства – потребление обществом/эксплуатация произведений». То есть творец создавал нечто, а потом либо он, либо владельцы произведений могли контролировать потребление товара (количество напечатанных книг, доступ к созерцанию статуй, доступ к прослушиванию симфоний и т. п.). Можно ли сказать, что это не противоречие, а части одной последовательности – ведь продажа следует за созданием, точно так же, как при производстве сапог, кирпичей и т. п.? Нет. Противоречие заключается в том, что, с одной стороны искусство, эстетика появляются там, где нет прямой заинтересованности – искусство проявляется как кантианское «незаинтересованное приятное», а с другой – эта заинтересованность необходима создателю, чтобы прокормиться. То есть существует вполне закономерное противоречие между трудом и его оплатой, обладающее своей эстетической спецификой.
Каждая противоположность выражена в своих социальных группах: с одной стороны, люди «свободных профессий», с другой – владельцы авторских прав (в их управлении студии звукозаписи, издательства, галереи и т. д., кроме того, работники галерей и типографий также заинтересованы в распространении предметов искусства).
При этом каждая из противоположностей содержит собственное внутреннее противоречие. «Создание произведений искусства» (даже если целиком устранить власть денег) предусматривает и развлечение, и развитие потребителя – однако крайне редко удаётся найти баланс между одним и вторым. Ведь учёба – это труд, а людям хочется отдыхать. «Эксплуатация объектов искусства» сталкивается с той трудностью, что, с одной стороны, к этим объектам необходимо организовывать доступ (копировать, демонстрировать и т. п.), а с другой стороны, этот доступ надо ограничивать.
Схема противоречий в индустрии искусства
Литература в эпоху «до Гуттенберга» определялась дороговизной рукописной книги – «затраты на копирование» были столь велики, что специально ограничивать доступ не имело смысла. В римском праве отсутствует концепция авторского права.
По сравнению с «чистыми» литераторами в куда более выигрышном положении находились сочинители пьес и вообще, люди, имевшие доступ к театру: порой проще было дать сотню представлений, чем выпустить сотню экземпляров книги.