Поле боя — Украина. Сломанный трезубец
Шрифт:
Олег двинул рычаг управления двигателем назад, сбавляя обороты турбин, и глянул на высотомер. Заданный эшелон занят, теперь нужно было запросить руководителя полетов о выполнении задания.
— Ручей, я — 801-й, восемь тысяч занял. Задание?
— Восемьсот первому — возврат на «точку».
Щербина недоуменно уставился на приборную панель, как будто стрелки и циферблаты могли ответить ему на один-единственный вопрос: «Какого хрена?»
— Ручей, повторите, канал забит помехами.
— Восемьсот первый, прекратить задание. Возвращайтесь на аэродром. Как поняли меня, прием?
— Вас
Вот черт! Щербина заложил крутой вираж. Да что они там, с ума посходили?!
Су-27 чиркнул пневматиками по бетонке, хлопнули, раскрывшись, тормозные парашюты. Истребитель зарулил на стоянку, где Олега уже ждал служебный «газик». Вестовой, увидев летчика, вытянулся по стойке «смирно».
— Капитан Щербина, вас вызывают в штаб.
— Поехали, — мрачно бросил летчик.
Выражение лица капитана было такое, что оперативный дежурный части отшатнулся от него. Войдя в кабинет полковника Михайлова, Олег вытянулся по стойке «смирно».
— Товарищ полковник, капитан Щербина, прервав тренировочный вылет, по вашему приказанию прибыл.
Геннадий Викторович вышел из-за стола и устало махнул рукой.
— Олег, не ерепенься. Присаживайся. На вот, прочти, — сказал он, протягивая машинописные листки, скрепленные степлером.
— Что это?
— Заключение психологического тестирования летчика первого класса капитана Щербины.
— Так-так… — Олег просматривал листки. — «Склонность к немотивированному риску. Агрессивен. Низкий самоконтроль и субъективная оценка опасности». Прямо маньяк какой-то?!
— Чем ты ей не угодил?
— Да вроде все нормально…
— Отшил? — догадался полковник.
Олег молча кивнул.
— Да-а… И это перед самыми учениями.
— Геннадий Викторович, да сколько ж можно-то, а?! — не выдержал Щербина. — Я еще с этой озабоченной дурой не раскланивался!
— Послушай, Олег, ситуация действительно скверная. Мне вчера звонили из Киева, хотели прислать сюда комиссию по гражданскому надзору за армией. Я от них еле отбился. Пришлось даже позвонить кое-каким людям в Генеральном штабе. В столице назревает какая-то беда, и, боюсь, мы окажемся в водовороте событий.
Олег удивился — а ведь командир полка вовсе не так и прост, как кажется. Тем более имеет связи на самом верху. Наверное, именно из-за высоких покровителей в армейском командовании их авиационную часть не тиранили постоянными инспекциями и проверками. И позволяли более-менее нормально служить, с оглядкой, конечно, на нынешние времена и проблемы. Надо бы повнимательнее прислушаться к его словам, Батя плохого не посоветует.
— В общем, что будем делать?
— Товарищ полковник, я считаю, что убеждать ее в чем-то бесполезно. Такие, как капитан Миронова, желание пойти на компромисс воспринимают как проявление слабости. Лучше будет, если вы жестко потребуете от нее не вмешиваться в летную подготовку, да еще и упомянете, что по ее вине было сорвано выполнение полетного задания. Такие, как она, боятся брать на себя ответственность.
— Ну ты и рассказал! Хотя я так и сделаю.
— У меня жена — психолог.
— Я сейчас ее вызову, а ты подожди за дверью.
— Есть.
По коридору, цокая каблучками, прошла Марина Миронова, окатила Щербину холодным взглядом, скрылась
— Капитан Щербина, войдите, пожалуйста.
— Слушаюсь.
Капитан Миронова сидела у стола полковника, нервно теребя уголок листка с отчетом по психотестам. Она метнула на Щербину злой взгляд и тут же отвела глаза.
— Товарищ капитан, ваши данные психологического тестирования будут пересмотрены и уточнены, — ровный тон полковника не содержал и намеков на эмоции. — В дальнейшем будем считать этот инцидент исчерпанным.
Глава 4. Воспоминания
Так, ручку на себя, увеличить обороты двигателя, меняем стреловидность крыла. Проконтролировать обороты двигателя по тахометру… Полковник Верескун сидел в командирском кресле бомбардировщика-ракетоносца Ту-22М2. Этот самолет был именным и входил в экспозицию Музея Дальней авиации.
Тем не менее все приборы в кабине, за исключением, разумеется, секретных, были сохранены. А пустые гнезда аккуратно закрыты пластиковыми панелями. Крылатые экспонаты музея хранились с трогательной заботой, ведь они были не только частью истории — они были частью летной судьбы тех, кто пилотировал эти уникальные самолеты.
Перед глазами же Валерия Валентиновича Верескуна проносились совсем иные картины. Вот он ведет свой краснозвездный ракетоносец над бушующей Атлантикой, а где-то там, внизу, укрывшись непогодой, словно шапкой-невидимкой, крадется туша атомного авианосца «Энтерпрайз». И нужно его обнаружить во что бы то ни стало.
А вот солнце над Каспием слепит глаза через защитные светофильтры летного шлема. И потом доклад штурмана: «Пуск произвел, ракета пошла!» И яркое южное солнце меркнет в нестерпимом сиянии двигателя ракеты, на скорости 3740 километров в час уносящейся к цели, которая видна лишь как метка на экране локатора штурмана.
«Бэкфайры» успели вписать памятные страницы и в новейшую историю Украины. В 1993 году Румыния выдвинула Украине территориальные претензии по поводу острова Змеиный. На шельфе возле него было обнаружено богатое месторождение нефти, и сопредельная страна была не прочь прибрать к рукам такое богатство. Дипломатические методы разрешения пограничной проблемы не дали никаких результатов.
И тогда с полосы полтавского аэродрома на факелах форсажного пламени поднялась пара ракетоносцев Ту-22М2, и вел ее командир 185-го гвардейского Кировоградско-Будапештского Краснознаменного тяжелобомбардировочного авиаполка Валерий Валентинович Верескун. Пара «Бэкфайров» с боевой подвеской на пилонах несколько часов барражировала над островом Змеиный. После такой внушительной демонстрации мощи вопрос о территориальной принадлежности острова и прилегающего шельфа уже не возникал.
Ту-22М2 побывали и на авиашоу на английской военной базе Фейерфорд. И хотя в полетах полтавский экипаж не участвовал, интерес к этому самолету был огромен. «Бэкфайр» и на стоянке собрал немало восторженных откликов и специалистов, и просто любителей авиации.