Полет бабочек
Шрифт:
Томас улыбнулся.
— Да, конечно. Так и сделаю. Я даже не уверен, что запомнил все, как было. Благодарю вас, сэр.
— А вы знаете, что он собой представляет? — спросил Эрни.
— Сантос? — улыбнулся Жозе. — Хороший человек. Но из тех, с кем надо быть осмотрительным. Ему нравится разыгрывать людей, так мне говорили. С ним следует держать ухо востро, но в то же время нужно относиться к нему с уважением. И он будет относиться к вам так же, уверяю вас.
Пока они беседовали, наступил вечер. Томасу нужно было поработать, так что он тоже откланялся и присоединился к Джону в их хижине.
— Интересный человек, как тебе кажется, Джон?
Джон сидел за своим письменным
— Да, — откликнулся он, не оборачиваясь.
По всему было видно, что он не расположен к беседе, поэтому Томас стал разбираться с тем, что добыл задень: несколько проворных Junonia lavinia, с переливающимися зелеными разводами на коричневых нижних крыльях — ему удалось поймать их, когда они слетелись к какой-то грязной луже; парочка самцов Papilio lorquatus, черных с розовыми и белыми пятнышками, и одна драгоценная самка — при виде ее черно-желтой окраски он так не к месту возбудился. Томас достал их из временных коробочек, где они были приколоты булавками к кусочкам пробкового дерева. Приготовил ручку и карточки, чтобы написать этикетки для образцов — вид бабочки, место обитания и его собственное имя рядом с датой. Радовало то, что ему не надо было сверяться с книгами, — он был уверен в названиях видов, как в самом себе. На ум пришли слова торговца шляпами о том, что если человек умеет читать, то будет образованным. Конечно, Томас никогда не изучал энтомологию в Кембридже, как Джордж. Ну и что? У него прекрасное общее образование — и если ему недостает научных знаний, он сможет добрать их, читая книги. Альфред Уоллес никогда не учился на энтомолога, но Энтомологическое общество признало его первооткрывателем. Томас отметил про себя, что нужно побольше читать и поменьше мечтать, хоть он и перечитал все привезенные с собой книги. Что ж, примется за них снова.
Он также позавидовал тому, как легко Жозе переходил с английского языка на португальский и обратно. У Томаса португальский был все еще на очень низком уровне. Он мог давать общие указания местным жителям, но, когда нужно было переводить целиком предложения, в большей степени рассчитывал на Джона.
Когда он переносил Cithaerias aurorina на новую карточку, рука его дрогнула, и одно из крыльев бабочки порвалось. Он негромко выругался и поднял голову, чтобы проверить, не услышал ли его Джон. Даже если и услышал, то никак не отреагировал. Томас снова взял бабочку и легко провел пальцем по месту разрыва. Крылышко было таким нежным, что он даже не почувствовал его мозолистой рукой. Он поместил его между большим и указательным пальцами и потер сильнее — вот она, бархатистая поверхность, такая приятная на ощупь. На кончиках пальцев осталась пыльца, и он задумался о драгоценном качестве этой бабочки. Какой женщине понадобятся бриллианты или сапфиры, если у нее для украшения есть бабочка? Он взглянул на необычно маленькую Morpho rhetenor, которую привез из Сантарема, не пожелав с ней расставаться. Ему хотелось бы подарить эту бабочку Софи — возможно, поместить в смолу, чтобы жена могла приколоть ее к пальто или шляпке. Крылья морфиды перекликались бы с ее голубыми глазами, а насыщенный черный цвет оттенял бы ресницы.
Томас продолжал работать. Пауло принес ужин, который остался стынуть на столе. В конце концов, закончив свою работу, он поднял голову, щуря глаза, и сам удивился, что все еще сидит за столом. Он насадил и разложил всех бабочек, пойманных за день, сделал все этикетки. Более того, он записал в своем журнале, где и как поймал каждую из особей, и зарисовал их, старательно подбирая цвета — розовое пятнышко здесь, красная полоска там. Конечно, его краскам никогда не сравниться с этими радужными от природы цветами, но все равно, откинувшись на
Джон уже лег спать, Томас даже не слышал когда — так был погружен в работу. Он посмотрел на карманные часы и увидел, что уже далеко за полночь. Стараясь не шуметь, он сложил свои краски и пошел к выходу, выкурить сигарету. Когда он отодвинул занавеску, заменявшую им дверь, что-то темное ударило его по лицу. Он в смятении вскинул руки и сбил наземь огромную моль. Она побарахталась на земле, оглушенная ударом, затем пришла в себя и улетела в ночь, направляясь к хижине Эрни. Томас глубоко вздохнул. Вспомнил, как крылья моли бились по его лицу, как с них осыпалась пыльца и попала ему на лицо и в глаза. Ему показалось, что он вдохнул ее в себя, и в горле непроизвольно запершило.
Он услышал сзади шум, и перед ним возник Джон — в нижнем белье, с всклокоченными волосами.
— Что случилось, Томас? Я слышал, ты кричал.
Неужели он кричал? Он этого не помнил, но нападение моли чуть не вызвало удушье.
— Прости. Ничего особенного. Это просто моль. Она напугала меня.
Джон тихо засмеялся.
— И ты еще называешь себя специалистом по чешуекрылым?
— Вовсе нет! — огрызнулся Томас.
Джону сразу же захотелось извиниться.
— Я заметил, Томас, что ты не собираешь и не изучаешь молей. Есть на то причина?
— Нет, — ответил Томас, наверное, слишком поспешно. Он отвернул лицо, чтобы Джон не заметил, как вспыхнули его щеки. — Извини, что разбудил. Со мной все хорошо.
Джон постоял немного, и тишину, повисшую над ними, можно было потрогать руками. Затем он что-то проворчал и задвинул занавеску. Томас снова оказался почти в полной темноте. Та моль, должно быть, болталась у щели в дверном проеме, откуда пробивался свет, и просто ринулась к лампе, когда Томас открыл занавеску. Вряд ли она намеренно напала на него. Противная, уродливая тварь.
Он встряхнул головой, отгоняя болезненные видения, и скрутил сигарету. В лагере было тихо, слышались только привычные лесные звуки. Ни в одной из хижин ни проблеска света. Томас слышал ранее, как Эрни предлагал Жозе поселиться в его хижине, наверняка рассчитывая найти себе нового собутыльника. Скорее всего, Эрни предупредил его о муравьях. Мануэля, слугу Жозе, наверное, втиснули в общую хижину.
Томас затянулся сигаретой и почувствовал, как никотин проникает в вены и направляется к сердцу, которое стало успокаиваться. Никогда прежде он не знал, что курить так приятно, что это именно то, чего так страстно хочется, когда тебе грустно или что-то беспокоит. Он подумал, что еще не прочь был бы выпить, но отогнал от себя эту мысль.
Он тихо стоял, не касаясь стены, — из страха, что кто-то заползет к нему под рубашку, и вдруг услышал какой-то шорох и увидел тень, выскользнувшую из хижины Джорджа. Видно было плохо, но он все же разглядел, что этот человек остановился у хижины. Томас собрался было окликнуть его, однако передумал, чтобы не будить остальных. Должно быть, это Джордж — вышел отлить. Но человек вдруг пригнулся, стремительно побежал через двор к общей хижине и скрылся в ней.
Томас бросил сигарету на землю и неспешно пошел к хижине Джорджа. Постучал по дверному косяку.
— Джордж, — шепотом позвал он.
— Что? — отозвался голос изнутри, — Кто это?
Томас отодвинул занавеску.
— У тебя все в порядке? — спросил он. — Мне показалось — я что-то видел.
— Что? Что ты видел? Конечно я в порядке.
— Один из людей…
— Здесь нет никаких людей.
— Я думал, ты спишь. Я видел, как кто-то вышел из твоей хижины…
— Чепуха, приятель. Я и не спал все это время. И никого, кроме меня, здесь не было.