Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)
Шрифт:
Он очень мало знал об этом странном народе. Когда импи Мзиликази сражались с белыми далеко на юге и были оттеснены на север, туда, где располагалась теперь страна матабеле, Ганданг был еще ребенком. Несколько раз большой крааль его отца в Табас-Индунас посещали путешественники, торговцы и миссионеры, которым король «даровал путь», пропуская через строго охраняемую границу.
Индуна подозрительно относился к белым людям с их нелепыми пестрыми товарами, подозрительной привычкой отбивать куски от скал вдоль дороги и глупой болтовней
Если бы сын Мзиликази встретил эту странную женщину с ее желтыми спутниками в Выжженных землях, он бы без колебаний исполнил приказ и убил их всех. Однако они встретились в десяти днях пути от границы, и его интерес к чужестранцам ограничивался простым любопытством. Молодому воину не терпелось скорее вернуться к отцу и доложить об успехе карательной экспедиции.
— Какое у тебя дело, женщина? — надменно спросил он.
— Я пришла сказать вам, что великая королева больше не позволяет продавать людей, как скот, за горстку пестрых бус. Я пришла положить конец этой грязной торговле!
— Это дело для мужчин, — усмехнулся индуна, — и оно уже сделано.
Белая женщина его забавляла. Будь у него время, он с удовольствием поболтал бы с ней.
Ганданг уже собирался выйти за ограду, как вдруг под тростниковой крышей одного из навесов что-то мелькнуло. С быстротой, невероятной для такого рослого человека, воин нырнул в хижину и вытащил оттуда перепуганную Джубу.
— Ты из нашего народа, ты матабеле, — уверенно сказал он, всмотревшись в ее лицо.
Девушка опустила голову, ее лицо посерело от ужаса. Казалось, она сейчас лишится чувств.
— Говори, — грозно велел индуна. — Ты матабеле?
Джуба подняла глаза и шепнула едва слышно:
— Матабеле… из рода Занзи.
Чернокожий воин и девушка внимательно разглядывали друг друга. Джуба немного приободрилась, сероватая бледность исчезла с ее лица.
— Кто твой отец? — наконец спросил Ганданг.
— Я Джуба, дочь Тембу Тепе.
— Он мертв, как и все его дети, — нахмурился индуна, — убит по приказу короля.
Джуба скорбно опустила голову:
— Мой отец мертв, но его жены и дети угнаны в страну сулумани далеко за морем. Я спаслась одна.
— Бопа! — Ганданг произнес это имя как ругательство. Он задумался. — Бопа мог послать королю ложный донос…
Джуба молчала, но Робин заметила, что в девушке произошла едва уловимая перемена. Она чуть-чуть приподняла голову и слегка повернулась, соблазнительно выставив бедро. Глаза расширились, взгляд стал мягче, губы слегка раздвинулись, показывая розовый кончик языка.
— Кто для тебя эта белая женщина? — спросил Ганданг чуть хрипло.
Он держал девушку за руку, и она не пыталась высвободиться.
— Она мне как мать, — ответила Джуба.
Индуна перевел взгляд с лица на прелестное юное тело, и страусовые перья на
— Ты с ней по доброй воле? — настаивал Ганданг, и Джуба кивнула. — Хорошо, пусть будет так.
С трудом оторвав взгляд от девушки, он выпустил ее руку и повернулся к Робин:
— Белая женщина, работорговцы, которых ты ищешь, совсем рядом. — Его улыбка снова стала насмешливой. — Ты найдешь их на следующем перевале.
Он исчез так же тихо и быстро, как появился; воины плотной черной колонной ушли следом и через несколько минут исчезли за поворотом извилистой тропы.
Первым из слуг вернулся старый Каранга. Он смущенно выглянул из-за колючей изгороди, виновато переминаясь на тонких ногах, словно журавль.
— Почему ты сбежал, когда был мне нужен? — спросила Робин.
— Номуса, я боялся не сдержать гнев при виде этих псов матабеле, — дрожащим голосом проскрипел старик, отводя глаза.
Из кустарника робко выползали носильщики. Через час все были в сборе и горели рвением, стремясь поскорее двинуться в путь — в направлении, противоположном тому, куда скрылись воины иньяти.
* * *
Робин нашла работорговцев там, где и говорил Ганданг. Трупы валялись на перевале кучами, словно листья, наметенные осенним ветром. Почти у всех были смертельные раны в горле или груди — признак того, что под конец они сражались, как и подобает матабеле. Победители вспороли убитым животы, выпуская на волю их дух. Эту последнюю почесть оказывают тем, кто сражается доблестно.
Грифы не упустили своего: они хлопали крыльями и с хриплыми криками перелетали с трупа на труп, ссорились между собой, терзая мертвую плоть так, что тела дергались, как живые. Вверх поднимались пыль и вырванные в драке перья, шум стоял невероятный. Вокруг на деревьях и окружающих утесах сонно сгорбились уже насытившиеся птицы. Нахохлившись и вобрав в плечи лысые чешуйчатые головы, они переваривали содержимое набитых зобов, чтобы вновь вернуться к пиршеству.
Слушая хриплый хор стервятников, люди молча переступали через истерзанные пыльные останки, напоминавшие о том, что все смертны. Миновав перевал, они стали торопливо спускаться по дальнему склону, бросая назад испуганные взгляды.
У подножия холма журчал ручеек. Ниточка чистой воды вытекала из родника посреди склона и вилась от одного тенистого водоема к другому. Робин велела разбить лагерь на берегу и сразу ушла, взяв с собой Джубу. Казалось, в ущелье обитала сама смерть, и нужно было скорее смыть ее гнойное прикосновение. Робин вошла в воду, подставила голову под тонкую прозрачную струйку, падавшую в небольшой пруд, и зажмурилась, стараясь выбросить из головы ужасную картину. Джуба, повидавшая на своем коротком веку много смертей, в том числе и более ужасных, как ни в чем не бывало плескалась и резвилась в зеленоватой воде.