Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)
Шрифт:
Клинтон шагнул вперед и повернул рукоятку на циферблате в положение «Полный вперед». Палуба под ногами вздрогнула, откликаясь на бешеное вращение винта, и канонерка устремилась вперед, рассекая океанские валы и взметая фонтаны белых брызг.
— Черт возьми, да он хочет прижать нас к берегу, — весело протянул Мунго, переводя взгляд на Типпу и протирая стекло подзорной трубы рукавом рубашки. — Чтобы вырваться и уйти в открытое море, придется поднажать. Господин помощник, будьте добры отдать все рифы до последнего и поставить все паруса вплоть до трюмселей.
Типпу принялся сыпать командами,
— Не слишком ли мне везет? — задумчиво пробормотал он. — Не многовато ли совпадений: единственный человек, с которым мне меньше всего хотелось бы встретиться, ошивается как раз там, где встречаться меньше всего хочется.
Сент-Джон взглянул с мостика на палубу.
Робин Баллантайн стояла у борта и всматривалась в линию горизонта, где среди темно-синих волн белел парус с полоской темного дыма. Канонерка была еще очень далеко, но приближалась с каждой минутой, двигаясь к точке, где курсы кораблей должны были пересечься. Почувствовав на себе взгляд капитана, Робин стянула шаль, и пышные темно-рыжие волосы рассыпались по плечам и лицу. Свежий ветер трепал юбку, прижимая ее к ногам, и девушке приходилось чуть наклоняться вперед, чтобы сохранить равновесие.
Робин подняла голову и вызывающе взглянула на Мунго. Не спуская с нее глаз, он задумчиво оторвал кончик длинной черной сигары и прикурил, сложив руки лодочкой вокруг сернистого пламени восковой спички, потом не торопясь спустился по трапу.
— Ваш друг, доктор Баллантайн?
Улыбались только его губы, взгляд остался ледяным.
— Я каждую ночь молилась, чтобы он пришел. — Робин гордо вскинула голову. — Каждую ночь с того дня, как послала письмо.
— Так вы не отрицаете, что совершили предательство?
— Я всего лишь исполнила свой христианский долг.
— Кто доставил письмо?
— Этот человек не из вашей команды, сэр. Я послала письмо с арабским капитаном.
— Понятно. — Капитан говорил тихо, но тон его жалил, как осколки льда. — А что вы скажете насчет болезни Типпу? Может ли врач пасть так низко, чтобы отравить пациента?
Она опустила глаза, не в силах ответить на обвинение.
— Доктор Баллантайн, будьте добры немедленно спуститься к себе в каюту и оставаться там, пока я не разрешу вам ее покинуть. В дверях будет стоять вооруженный часовой.
— И что меня ждет?
— Мне слова против никто не скажет, если я брошу вас за борт и оставлю дожидаться, пока вас не подберут ваши соотечественники. Тем не менее я забочусь о вашей безопасности. Скоро палуба станет весьма нездоровым местом, и обращать на вас внимание будет некогда.
На минуту капитан словно забыл о ней и всмотрелся вперед, поглядел на дым канонерки, прикидывая опытным глазом скорость и курс, потом улыбнулся:
— Прежде чем вы уйдете, я хочу вам сообщить, что все ваши старания прошли впустую. Посмотрите туда! — Он указал вперед. За отвесными скалами море было черно, как расколотый уголь, и покрыто крупной рябью с белыми гребешками. — Это ветер, он прорывается через горы, — объяснил Мунго с уверенной улыбкой. — Мы поймаем его прежде, чем вас запрут в каюте, и тогда, видит Бог, мало найдется на свете судов, хоть парусных, хоть паровых, которые смогут хоть
Он отвернулся и легко взбежал по трапу.
Робин вцепилась в поручни и затуманенным от злости взглядом смотрела, как сужается полоса воды между «Гуроном» и суетливо пыхтящей маленькой канонеркой, на борту которой уже можно было различить орудийные порты.
А что, если слова Мунго Сент-Джона — всего лишь бравада? На вид «Черная шутка» идет почти так же быстро, как стройный клипер, а до полосы ветра еще так далеко…
Кто-то осторожно тронул доктора за плечо. Она обернулась — рядом стоял боцман Натаниэль.
— Приказ капитана, мэм… — почтительно произнес он. — Я должен проводить вас в каюту.
Клинтон наклонился вперед и привстал на цыпочки, словно пытался заставить корабль двигаться быстрее, — так пригибается наездник, посылая лошадь через препятствие. Он тоже заметил впереди темную, изрезанную волнами поверхность моря и понимал, что это значит.
Высокий клипер в оборках парусов, словно светская дама в бальном наряде, казалось, едва двигался, а канонерка деловито чихала и фыркала, нагоняя его по короткой стороне треугольника. При сохранении курса и скорости корабли должны были встретиться примерно в одиннадцати морских милях впереди. Точка предполагаемой встречи находилась напротив небольшого мыса, обозначенного на карте как Баковен-Пойнт.
«Гурон» шел прежним курсом: он не мог лечь под ветер, потому что берег был слишком близко к наветренному борту, а на карте здесь были обозначены опасные рифы. Один из них уже виднелся по правому борту — черная гранитная скала вздымалась под водой, как спина кита. Клипер оказался в ловушке, и единственным выходом было резко прибавить скорость, чтобы выйти за пределы досягаемости пушечного выстрела, но полоса ветра была еще далеко, в трех милях впереди.
С нижней палубы донесся глухой стук, и Кодрингтон обеспокоенно взглянул на Ферриса.
— Посмотрите, в чем там дело, — велел он и вернулся к наблюдению за клипером, которому оставалось одолеть всего лишь три мили, чтобы спастись.
Внезапно огромный квадратный грот мелко задрожал и обвис: неустойчивый ветер с гор поменял направление.
— Господи, помоги! — прошептал Клинтон.
«Гурон» медленно терял скорость, тугие гладкие паруса бессильно обвисали один за другим. Наконец клипер остановился, заартачившись, словно усталый зверь.
— Ветровая яма! — радостно воскликнул Денхэм. — Клянусь Богом, они попали в полосу штиля!
— Я бы попросил вас не божиться в моем присутствии, мистер Денхэм, — резко оборвал его Клинтон.
Денхэм сразу сник.
— Прошу прощения, сэр.
По трапу поднялся мичман.
— Кочегары, сэр, — отдуваясь, проговорил он. — Они выносят мебель из офицерских кают. Ваша койка уже сгорела, сэр, и письменный стол тоже.
Капитан едва взглянул на него. Он не сводил глаз с клипера и прикидывал разницу в скорости, пытаясь как можно точнее вычислить угол сближения.