Полет в глубину
Шрифт:
Ну, давай, таксист, не подведи. В городе пробки. В городе аномальные зоны и бездонные сингулярности. И кроме того, я совершенно не желаю заглядывать в окна этого города, знакомиться с его обитателями и их многочисленными историями. Мне бы поскорей добраться до своего номера в уютной гостинице. Забыть все и просто спокойно поспать. Интересно, можно спать во сне? Классики мировой литературы утверждали, что можно. А я…
Похоже, мы подъезжаем к месту? Я стою на какой-то горе и смотрю с нее вниз. Где-то далеко, словно в ином мире, странно изгибается река — трижды, а за ней открываются… Все оплывает и течет, звуки шелеста листьев берез и запахи свежескошенного сена смешиваются с прикосновениями
Но пока меня тащат куда-то дальше. Ноги в сандалиях зачерпывают желтый-желтый песок. Целая дорога желтого песка и ни одной машины. Так, осторожней, главное, не свистеть, а то Олег меня быстренько вынесет отсюда.
По идее, в конце, у самой цели, он должен меня медленно и плавно подтащить к месту. Яркий солнечный день. Ой, какой красивый сад! Повсюду цветы, столько разных цветов сразу я за всю жизнь не видела. Сочные гроздья рябины, кустарники с ягодами. Темно-зеленые заросли сирени, почти уже деревья. Высокий куст с пунцовыми длинными ягодками-пилюльками. А рядом какая-то коробчонка, и опять желтая! Тише, леди-миледи, осторожней, не касайся стекла. Ага, это маленький домик с плоской крышей. И меня неудержимо затягивает в него.
Внутри стол и две лавки-кровати. На той, что пошире, сидит толстый мальчик и играет на гитаре. Пока еще довольно неумело. Иногда негромко мычит что-то, понятное лишь ему одному. Веселенькие ярко-зеленые обои. Открытка с бегемотом и лисой. Сверху полки, на них ветхие книги и новые журналы. Рядом грудой сложена одежда, а за ней…
У вас бывали сны, когда вы видели кого-то из умерших родственников или знакомых? Конечно, они у всех бывают. Как выглядели эти люди? Как в последний раз, когда вы их видели? Как вы их запомнили в яркие моменты жизни? Как они могли бы выглядеть сейчас, через много лет? Вот последнее вряд ли. Во сне они остаются молодыми, правда?
Но у меня бывало и иначе. Однажды я видела во сне белку. Но странную. Она казалась крупнее и спокойней обычных белок. Не разговаривала и даже не делала человеческих жестов, но там, во сне, я была полностью уверена, что это моя бабушка. Острое ощущение, что это именно она, что она рядом и относится ко мне очень по-доброму.
Так вот, я сейчас чувствую то же самое. Здесь нет ни белок, ни ощущения бабушки Насти. Но я совершенно уверена, что вот эта странная бледная штука на верхней полке — это мой Торик. А он, похоже, тоже как-то почувствовал меня. Потому что, помимо шелеста листьев с улицы и неумелых звуков гитары, я внезапно услышала-восприняла-ощутила-вдохнула странный шепот, идущий ниоткуда и отовсюду. Нет ни высоты, ни интонации, ни самого голоса. Так могла бы звучать мысль, лишенная носителя. Но согретая ощущением удивления и участия. Шепот произнес всего одно слово: «Зоя?»
Глава 26. На дне души моей
Торик не собирался сбегать из своей реальности. По крайней мере, до такой степени. Да, привычная жизнь ощущалась невыносимой. Ему хотелось новых контактов, иных впечатлений. Хотелось вырваться из паутины прошлого, облепившей все аспекты его жизни.
Теперь он брел куда глаза глядят. Подсознание, а может, и сама глумливая Судьба вели его по местам разочарований. Заводила в такие места, куда ему не хотелось не только возвращаться, но даже вспоминать об их существовании. Он медленно брел по парку, где однажды в школе его подстерегла шайка маленьких бандитов и избила так, что он едва не остался без зубов. Потом добрел до дома, где жила Лика. В памяти тут же зазвенели ее гневные слова: «Ничего у вас
Он свернул к большой улице, где ходили троллейбусы, и сел на один из них, не глядя на номер: какая разница, куда ехать? Пусть троллейбус увезет его как можно дальше из этой жизни. Торик огляделся, заплатил за билет назойливой кондукторше и вдруг с удивлением увидел, что у него с собой подозрительно полная дорожная сумка. Он совершенно не помнил, как собирался, клал туда какие-то вещи. Открыв сумку, он удивился еще больше: весь объем занимала кое-как сложенная сетка Фарадея. В угол упирался ящичек Мнемоскана. В другой — пакет пряников. И все.
Ну и ладно, вяло подумал Торик, машинально застегнул сумку и невидящим взглядом уставился на проезжающие мимо него остановки, полные людей, которые суетились, куда-то стремились, улыбались и огорчались. Словом, занимались обычными человеческими глупостями, не имевшими к нему никакого отношения.
* * *
Следующее, что он воспринял, был троллейбус, что застыл с раскрытыми дверьми на конечной, и кондукторша, видимо, вот уже минут пять пытается объяснить ему, что надо выйти. Торик вздрогнул и пошел было к выходу, но споткнулся о сумку, тут же вспомнил про нее, подхватил и вышел лишь теперь окончательно. Троллейбус с облегченным вздохом закрыл двери и медленно покатил прочь.
Музей разочарований продолжил свою экспозицию: Торик смутно ощутил, что оказался в порту. За всю свою жизнь он побывал здесь лишь раз, по ошибке: в детстве зачитался в троллейбусе учебником химии и проехал все мыслимые и немыслимые остановки. Рядом тянулись частные домики, в одном из них залаяла собака. Тут же откликнулась лаем соседняя. Да что ж за жизнь такая, постоять спокойно не дадут!
Он медленно шагал куда-то вбок, наугад. Троллейбусная линия осталась далеко позади, когда он вышел к старому затону реки на пересекавший его понтонный мост. На секунду очень захотелось зашвырнуть сумку в воду, а то и самому последовать за ней, но даже это сделать было лениво. Он прошел мост, поднялся по ржавым ступенькам и теперь брел среди частных домиков Острова. Формально Остров считался то ли микрорайоном Города, то ли просто одной из его улиц, а на деле представлял собой крохотное изолированное поселение. Куда его черти занесли?
Снова залаяла собака. Но теперь к ее заливистой ругани добавились хриплые человеческие слова:
— Э, мужик, че надо?
Торик обернулся на голос. На него хмуро смотрел бомжеватого вида мужичок, постепенно наливающийся агрессией.
— Яр-рь че надо тут, э?! — сказал он громче и злей и двинулся ближе, не обращая внимания на яростный лай собак.
— Ну-ка сгинь! Он ко мне пришел, — раздался вдруг уверенный голос сзади.
Торик оглянулся. Черные патлы, болезненно-бледное лицо с красноватыми пятнами на впалых щеках, пронзительный взгляд черных глаз, оттененных темными кругами. Черная кожаная куртка с клепками. Джинсы, явно знававшие лучшие дни…
— Ярик? — искренне удивился Торик. — Сто лет не виделись.
— Пойдем в дом, что ли? — неуверенно предложил собеседник. — А то ходят тут… — он бросил недобрый взгляд на бомжеватого.
— А я чо? — сразу стушевался агрессор.
Ярик махнул рукой в сторону кособокой хижины вида откровенно пугающего и крайне ненадежного, где, по всей видимости, обретался. Нелепая крыша нависала разоренным вороньим гнездом, ставни покосились и не выпадали только чудом. Краски на стенах почти не осталось. Самым чужеродным элементом этой композиции смотрелась бледно-желтая дверь. Ярик прошел первым и бесцеремонно толкнул ее коленом.