Полет в глубину
Шрифт:
— Ты ко мне шел-то? — уточнил Ярик, когда они через залежи вонючего хлама пробрались в комнату, тускло освещенную убогой лампочкой без абажура.
— Не знаю, — честно ответил Торик.
— Ну… я не против так-то, ко мне редко гости заходят. Чай с сухарями, гашиш или чего покрепче?
— Нет, я… — смутился Торик.
— Ладно. Разберемся. Садись вон туда, что ли. А я на кровать.
* * *
Жить у Ярика оказалось… странно. Но раз уж Торику хотелось сменить привычный быт на что-то радикально новое, получилось отлично. В полном согласии с философией своей жизни он пришел сюда случайно. Или так думал.
Ярик
Вновь вчера приснился мне
Белый парус вдалеке,
Уходящий и манящий вдаль меня.
Я хотел его догнать,
Снова в детство убежать,
Наступил и оказался в пустоте...
Ярик подпевал, закрыв глаза и качая головой в такт для большей выразительности. Здесь некого было очаровывать и шокировать, поэтому он не стал ни рычать, ни визжать, а просто пел, как типичный безголосый турист. Или мальчишка со школьной сцены. Маяк общего прошлого манил не хуже парусника, о котором они пели. Неустроенная жизнь отодвинулась куда-то далеко, а сами они уплывали по бесконечному морю туда, в сказку света и добра, в переливах солнца с морем голубым… Плыли, полные надежд на лучшее, пока звучала песня.
Но песня закончилась, а жизнь — серая и бесцельная — продолжалась. Поэтому Ярик привычно закинулся, а Торик попил пустого, зато крепкого чая, а потом развернул свой прибор, улегся на диван, укрывшись сеткой, и уснул. Ярик не возражал — каждый по-своему с ума сходит, тем более как раз накатило, и ему стало все равно. Потом Торик благополучно вернулся по таймеру, так что беспокоиться не пришлось.
Вот на другой день получилось непонятно. Когда Ярик пришел в себя, он увидел, что Торик так и лежит, подключенный к прибору, но прибор не светится и, похоже, не работает. И вообще ничего в доме не работает, потому что выключили свет. Сам Торик при этом тоже не работал, будто и его выключили. Впрочем, Ярику, в гуще его сладкого бреда, это как раз показалось логичным, и делать он ничего не стал. И только на следующий день собрался с духом и позвонил Курбатову. А потом закинулся еще раз. Для верности.
* * *
…Я был сказочно богат:
Я имел забытый сад
И не верил в то, что стану старше я…
(Песня «Это было так давно» группы «Машина времени»)
…И снова детство, Кедринск, отрада моей души! Какое счастье вырваться из этой невыносимой действительности и буквально через несколько минут оказаться здесь, в уютном и благословенном Двудомике. Заново открывать для себя нехитрые секреты гитары, любоваться подборками книг по естествознанию, оставшимися еще с пятидесятых стоять на полке в ожидании того, кто бы их полистал. Летний день не казался ни слишком ярким, ни слишком жарким. Совсем рядом, в шаге за дверью, мирно шумели два больших тополя, еще не напоминая о последних днях бабушки Софии. Да и сам Двудомик — чистый, вымытый, свежий,
За стенами послышались осторожно шаркающие по траве шаги, и вот уже в «окне» — в одной из стен Двудомика, заделанной стеклом от пола до потолка — показалась бабушка. В руках — неизменный секатор, крохотная лопатка и старый пояс: временная веревочка для будущего букета. Взгляд сосредоточен: она выбирает подходящие к случаю и настроению цветы. Все эти мысли и образы проскакивают во мне за пару секунд, пока бабушка проходит мимо окна дальше, в сад.
Я не собираюсь надолго здесь задерживаться, только немного подышу безмятежностью момента. Специально выбрал такой, где мне уж точно ничего не угрожает, а будет лишь приятное и знакомое. Благодать. Хотя неумелое треньканье несколько напрягает. Ну да ладно.
Обнаружил новую особенность погружений. После наших космических эскапад я научился и в обычных сценах слегка менять точку зрения. Скажу больше: даже без помощи Зоиного движителя мне удалось отклониться в сторону от «сюжета» настолько, что я оказался за стеной Двудомика! Да, прямо в саду, над лавочкой, откуда смог разглядеть Гнездо — дом бабушки Софии. Правда, ненадолго. Удивительно. Возможно, погружения хранят еще множество тайн. Возможно, в этой жизни еще не все так безнадежно. Возможно, разрыв с Зоей все-таки не окончательный…
Внезапно меня сворачивает в тугой комок и бросает в иную перспективу. Я снова внутри Двудомика, неумело бренчу на гитаре, а непривычные пальцы болят и путаются в ладах и струнах. Пытаюсь осознать, что произошло.
Похоже, Зоина «теория шпрот» верна: в этом погружении я прошел сцену от начала до конца, теперь она «перемоталась на начало» и воспроизводится заново. Интересно, она повторится в точности или с небольшими вариациями? Попробую сдвинуться. Получается, но лишь на небольшие расстояния. О, снова за окном прошагала бабушка, неутомимый охотник за цветами. Значит, эта сцена будет повторяться, пока у меня не закончится время погружения.
Тоже неплохо. Надеюсь, я не успею устать. Жаль, что без компьютера нельзя запустить наш «стоп-кран»: его некому отслеживать. В нормальной жизни сейчас я бы уже вышел. Ладно, когда час погружения закончится, система выведет меня сама. А пока буду наслаждаться безмятежностью.
* * *
Я сбился со счета — это девяносто седьмой повтор или уже сотый? Меня снова сдернуло в исходную точку Двудомика, я терзаю ненавистную гитару, и мне все это чертовски надоело. Люди! Заберите меня отсюда!
* * *
С прибором явно что-то не так. Ну не может один час погружения субъективно длиться так долго! Система зациклилась, сбилась или Ярик сел на прибор и сломал его? Но и в этом случае я бы все равно проснулся. Или нет?
* * *
Да уж… Нечего было смеяться над фильмом «День сурка». Теперь я сам угодил в короткую временную петлю, конца которой не видно. После шеститысячного повтора я устал негодовать, после двадцатитысячного — устал надеяться. Попутно узнал, можно ли в таких условиях спать. Оказалось — не совсем (глаз у меня нет, закрыть нечего), но я способен впадать в более инертное и пассивное состояние, напоминающее сон. Я по-прежнему ощущаю окружающую реальность, но она почти теряет способность на меня воздействовать.