Полеты божьей коровки
Шрифт:
Обычно люди думают, что война – это нечто допустимое, возможное, реальное и логичное. Но все размышления о войне подчеркивают, что это недопустимо, что это крайняя мера и она должна быть применена только в крайнем случае, когда это требуется для восстановления справедливости.
Отвечая же на твой вопрос, я могу сказать, что, применяя вооруженную силу, нужно быть уверенным, что не будет слишком больших разрушений и жертв среди мирного населения. Необходимо понимать, что произойдет после военного вмешательства. Так сказать, иметь перспективу на послевоенное время. Надежда на успех не означает уверенности,
– В начале Великой Отечественной войны была оккупирована вся Европа и половина европейской части нашей страны. Армия бежала, техника была уничтожена. Какой там план! Какая надежда на успех! И что же, не надо было брать берданку и идти в леса партизанить?
– Я думаю, что когда люди уходили в лес, они как раз верили, что победа возможна. Если бы не верили, они бы тихо ползли в сторону Африки. Если в Церкви мы не верим, что Благая Весть имеет отношение к современному миру, а является исторической реликвией, давайте закроем лавочку, потушим свет и пойдем заниматься другими делами.
Надежда, Оля, это не гарантийный талон с печатью, это внутреннее убеждение твоей совести.
– Эдуард, ты идешь по улице. В кармане у тебя перочинный ножик. И ты видишь, как десять здоровых амбалов с пистолетами обижают девушку. Внутреннее убеждение твоей совести увлечет тебя на защиту девушки с перочинным ножиком наперерез. Но твоя надежда на успех равна нулю.
– Ну почему же? Если я сначала быстро соображу, как позвать полицию, а уже потом кинусь на амбалов с ножиком, мои шансы на успех определенно возрастут. И защита девушки не превратится в попытку самоубийства.
– Ой, как это неромантично.
– Мученичества не ищут, мучениками становятся. А те, кто ищет специально, имеют комплекс жертвы. «Сделайте мне больно» и все такое… Мы ведь не будем говорить о садомазохизме?
– Не будем. Так и быть.
– Давай тогда поговорим подробнее о критериях войны. И первый из них Jus ad bellum – право на войну, то есть справедливая причина для начала войны. Война не может вестись за материальные блага или ради преследования людей, которые совершили несправедливость. Искоренена должна быть причина несправедливости. Например, Американская конференция епископов признала в 1993 году, что вооруженные силы могут быть использованы только для того, чтобы исправить очень серьезное общественное зло, когда нарушены права большой группы людей. Чтобы несправедливость одной стороны конфликта была совершенно очевидна и во много раз превосходила несправедливость другой стороны.
Очень важный момент – война должна быть объявлена законным авторитетом, это не решение генералов, это компетенция правительства страны или международных организаций. Использование силы должно быть пропорциональным, то есть предполагаемое благо во много раз должно превосходить потери и разрушения.
Второй критерий называется Jus in bello – право на войне. Когда пушки уже говорят. Справедливость на войне должна в первую очередь касаться мирного населения, которое с точки зрения этого критерия не имеет ничего общего с войной. Только вооруженные люди должны противостоять друг другу.
– Хм. Когда по деревне стреляют
– Справедливая война – это не самоубийство, но и не резня. – Тогда получается, что твой противник, который несправедлив, имеет преимущество.
– Вполне возможно. Но мы же сейчас говорим о том, в какой войне может участвовать христианин. Тут уж ничего не поделаешь – перестанешь быть католиком, получишь сомнительное преимущество в войне…
И еще один важный момент – достойное обращение с пленными. Сдавшиеся или захваченные военные больше не представляют никакого вреда, и, следовательно, запрещается относиться к ним негуманно и применять по отношению к ним насилие.
Запрещено использовать средства и методы, которые несут mala in se – зло в себе. То есть насилие против населения или боеприпасы, эффект применения которых нельзя контролировать. Атомная бомба, например.
– Атомную бомбу католикам использовать нельзя?
– Ни при каких условиях.
– А теперь представь, что католик все-таки не в Большом театре, а на театре военных действий. Он связан присягой и приказами старшего по званию. Мне кажется, тебе это должно быть хорошо понятно – ты тоже связан обязательствами, схожими с солдатскими, и не можешь не выполнить решения вышестоящего начальства. А солдату могут приказать все, что угодно. И атомную бомбу сбросить, и из танка по мирным жителям палить.
– В принципе у католика есть две возможности. Или выполнить приказ, идущий вразрез с его совестью, пережить посттравматический шок, испытывать чувство вины и принять на себя психологические проблемы, которые иногда бывают весьма разрушительными. Или следовать своей совести и отказаться выполнять преступный приказ. Естественно, проблемы тоже будут, потому что когда воин отказывается выполнять приказ, он входит в прямое противоречие с командованием. И тут уж надо решить и принять последствия своего решения. Мы с тобой об этом раньше говорили и даже посвятили принятию решений целую главу.
Можно сбросить атомную бомбу, можно участвовать в массовых изнасилованиях, как делали это во время войны немецкие и советские солдаты, но никто не вышел из этого без последствий на всю оставшуюся жизнь. Были люди, которые отказались это делать и понесли другие последствия. Их выбор. Совесть у христианина должна превалировать над приказами начальства. Я так думаю. Это касается не только военных, но и церковных авторитетов.
– Ну, некоторые церковные авторитеты уже оценили жесткость моей совести, но они меня расстрелять не могут. А господин полковник может запросто. И с точки зрения законов военного времени будет прав.
– Не будет прав. Для победы совершенно не нужны гибель мирного населения и изнасилования женщин.
И тот, кто это оправдывает или на этом настаивает, заведомо не прав.
Конечно, из войны нельзя выйти с незапятнанными руками, но сохранить свою совесть необходимо максимально.
– Знаешь, я не помню благородной войны, которая велась по христианским правилам рыцарями и джентльменами. Начинается мясорубка, и никто особо не разбирает, где там мирное население и кого изнасиловали.