Полеты в одиночку
Шрифт:
В двенадцатом часу резко звякнул телефон.
— Великобритания объявила войну Германии. Будьте в полной боевой готовности, — произнес голос в трубке.
Я приказал сержанту расставить бойцов по местам.
В течение часа все было тихо. Аскари сидели в засаде со своими винтовками, я стоял рядом с грузовиками на дороге.
И вдруг вдалеке показалось облачко пыли. Чуть погодя я разглядел первый автомобиль, за ним второй, третий и четвертый. По-видимому, все немцы в Даре решили выехать вместе одной колонной сразу после объявления войны, потому что теперь я видел шеренгу автомобилей,
— Едут, — сообщил я, — и их много. Сидите тихо и не высовывайтесь. А я останусь здесь и встречу немцев. Если я подниму обе руки над головой, вот так, стреляйте: один залп из винтовок и пулемета поверх голов. Не по этим людям, а поверх голов.
— Так точно, бвана, залп поверх голов.
— В случае насилия по отношению ко мне и если они попытаются пробиться силой, берите командование на себя и действуйте по обстановке.
— Есть, бвана, — сказал сержант, прикидывая разные возможности, и вернулся в лес. Я стоял на дороге, дожидаясь первой машины. Во главе колонны ехал большой фургон «Шевроле», за рулем которого сидел мужчина, а рядом с ним, в кабине, на переднем сиденье еще двое мужчин. Все остальное место в автомобиле занимал багаж. Я поднял руку, давая водителю знак остановиться, что тот и сделал. Подходя к окну водителя, я чувствовал себя копом из дорожной полиции.
— Боюсь, дальше проезд для вас закрыт, — сказал я. — Всем вам придется развернуться и поехать назад в Дар-эс-Салам. Один из моих грузовиков встанет во главе колонны. Второй поедет сзади.
— Што за чепукка? — закричал мужчина с сильным немецким акцентом. Возраста он был среднего, с бычьей шеей и почти совершенно лысой головой. — Уберите грузовики с дороги! Мы ехать будем!
— Боюсь, что не получится, — возразил я. — Вы теперь военнопленные.
Лысый человек медленно выбрался из кабины. Он разозлился и двигался угрожающе. Те двое, что ехали вместе с ним, тоже вышли из кабины. Повернувшись, лысый махнул рукой, из всех пятидесяти машин выскочили мужчины и двинулись к нам. Во многих автомобилях сидели женщины и дети, но они остались на своих местах.
Дело принимало неприятный оборот, и мне это совсем не нравилось. Что я буду делать, спрашивал я себя, если они откажутся вернуться и попытаются пробиться? Я прекрасно понимал, что никогда не смогу скомандовать пулеметчику скосить их всех под корень. Вышла бы жуткая, отвратительная бойня. Я стоял и ничего не говорил.
Через несколько минут за спиной лысого образовалась толпа человек из семидесяти.
Лысый отвернулся от меня и обратился к своим соотечественникам.
— Все в порядке, — сказал он. — Давайте уберем эти два грузовика с дороги и поедем дальше.
— Стоять! — скомандовал я, стараясь придать голосу солидность. — Мне приказано остановить вас любой ценой. Если вы попытаетесь двинуться дальше, мы будем стрелять.
— Кто ппутет стрельять? — презрительно спросил лысый. Он вытащил револьвер из заднего кармана своих брюк цвета хаки, и я увидел, что это длинноствольный «Люгер». Сразу же у
Подобное я тысячу раз видел в кино, но в жизни все выглядит по-другому. Я по-настоящему испугался. И изо всех сил старался этого не показать. Потом поднял обе руки над головой. Лысый заулыбался. Он решил, что я сдаюсь.
Трах! Трах! Трах! Все оружие за моей спиной, в том числе пулемет, защелкало, и над нашими головами засвистели пули.
Немцы подскочили. В буквальном смысле. Даже лысый. И я тоже.
Потом я опустил руки.
— Вам не проехать дальше, — сказал я. — Любой, кто попытается прорваться, будет застрелен. Если вы все вместе рванетесь, все вы будете убиты. Таков мой приказ. У меня достаточно огневой силы, чтобы остановить целый полк.
Воцарилось полнейшее безмолвие. Лысый опустил свой «Люгер», и вдруг весь тон его переменился. Он одарил меня кривой натужной улыбкой и негромко спросил:
— Потшему вы нас не ппускайете?
— Потому что мы ведем войну с Германией, — сказал я, — а вы все — подданные Германии, следовательно, вы наши враги.
— Ми — граштанские, — возразил он.
— Может быть, — согласился я. — Но как только вы доберетесь до Португальского Востока, вы вернетесь в свой фатерлянд и станете солдатами. Я вас не пропущу.
Вдруг он схватил меня за руку и ткнул стволом своего «Люгера» мне в грудь. Потом повысил голос и прокричал моим невидимым бойцам на суахили:
— Попробуйте только помешать нам, и я пристрелю вашего офицера!
То, что произошло потом, стало полнейшей неожиданностью. Из зарослей раздалось одиночное «тррах!» какой-то винтовки, и вцепившийся в меня лысый получил пулю прямо в лицо. Зрелище было ужасающее. Голова словно раскололась надвое, из нее во все стороны полетели серые ошметки. Крови не было, только серая масса и осколки кости. Кусок этого серого угодил мне в щеку. Всю гимнастерку заляпало серой жижей. «Люгер» упал на дорогу, а лысый замертво свалился подле своего оружия.
Все мы были потрясены, но мне удалось взять себя в руки и сказать:
— Давайте обойдемся без новых убийств. Разворачивайте ваши машины и следуйте за нашим грузовиком до города. Вам гарантируется хорошее обращение, а женщинам и детям позволят вернуться домой.
Толпа мужчин развернулась и уныло разбрелась по своим машинам.
— Сержант! — крикнул я, и из леса на мой зов поспешно явился сержант. — Труп — в грузовик, и поставьте его во главе колонны, — приказал я. — Поедете в первом грузовике и поведете колонну к тюремному лагерю. Я поеду замыкающим во втором грузовике.
— Очень хорошо, бвана, — сказал сержант.
Вот так мы и взяли в плен всех штатских немцев Дар-эс-Салама, когда разразилась война.
МДИШО ИЗ ПЛЕМЕНИ МВАНУМВЕЗИ
Пока мы доставили немцев в лагерь, пока я доложил обо всем командованию, наступила полночь. Я пошел домой, чтобы принять душ и немного поспать. Я очень устал и страшно переживал из-за убитого лысого немца. Капитан в казарме поздравил меня и сказал, что я поступил правильно, но от его слов легче мне не стало.