Полиция памяти
Шрифт:
Шаги ее застыли в нерешительности. Словно она боялась того, что может найти на вершине этого бесконечного лестничного пролета. Но чем ближе она подходила к двери, тем паничнее становилась пауза между шагами. Как будто она даже не испугана или не растеряна, а просто ей все осточертело, особенно после такого подъема. Вот она уже стоит за дверью. И стучит три раза.
Тук, тук, тук.
Я сижу на полу, стиснув руками колени. И впервые слышу, как сухо и бесстрастно
Так не сейчас ли — идеальный шанс убежать? — мелькает в моей голове. Может, какая-то из учениц учуяла что-то странное в стуке сверху? Или пришла сюда из банального любопытства? Даже не подавая голоса, я могла бы сейчас забарабанить в дверь и дать ей понять, что я существую. А она бы, само собой, побежала за помощью в церковь или вызвала полицию. Попыталась бы выломать замок или как-то еще помочь мне. В любом случае, я бы точно вырвалась на свободу…
Но я все сижу в углу, не способная даже пошевелиться.
Сердце стучит как бешеное, губы дрожат. Капли пота бегут по лицу.
«Ну давай же, быстрее! Или она уйдет!!» — кричу я в своей голове, почти готовая сорваться с места. Но что-то меня удерживает.
«Нельзя, — сказал кто-то. — Ты должна сидеть тихо и неподвижно».
Как я объясню ей, кто я такая и что здесь вообще происходит? Что я могу показать ей так, чтобы она мне поверила? Горы пишущих машинок и свой голос где-то там, между ними, который еще можно найти, если поискать?
Другая «я» продолжает задавать эти страшные вопросы. Я зажимаю уши ладонями, прячу лицо в коленях.
Вырваться во внешний мир… Где взять на это смелость?
* * *
Сколько я так просидела, не помню. Она погремела ключами, повертела ручку, повздыхала, но, вконец разочарованная, отступила от двери прочь. Ее каблучки зацокали по спирали все ниже и ниже. Она исчезла, а я все сидела и думала о том, что же это было. Может, если хоть чем-нибудь обо что-нибудь постучать, она еще вернется?
Выглянуть в большой мир из щели под циферблатом мне захотелось уже ближе к вечеру. Разумеется, никого, кто мог бы стучать в эту дверь, я внизу уже не увидела. В церковном саду было полно народу — ученицы дневных занятий перемешивались с вечерницами. Но все они были просто сгустком теней, и я не могла разобрать, чем они все отличаются друг от друга. Лицами? Одеждой? Обувью? Все выглядело размытым, и только он сидел на краю газона, в самом центре этой толпы, и рассылал своим собеседницам улыбку, от которой кололо в глазах.
А вечером он пришел — как всегда, в своих странных одеждах. Хотя на этот раз все же поскромней, чем обычно. Ткани совсем неброские, без лишних украшений, швы довольно грубые. Я ощутила легкое разочарование.
— Тебя сегодня кто-нибудь навещал? — спросил он отрывисто.
Я
Окончательно запутавшись, я опустила голову.
— Кто-нибудь стучал в дверь? — спросил он. Я едва заметно кивнула. — Но тогда почему ты не попросила о помощи? — деловито уточнил он, собирая раскиданную по полу одежду. — У тебя было много способов дать ей понять, что ты здесь. Ты могла постучать в ответ, постучать креслом об пол или размозжить о стену любую из этих машинок…
Что на это ответить, я понятия не имела.
— Так почему ты не убежала? Она могла бы помочь тебе так, что сейчас ты была бы уже свободна… — Его пальцы коснулись моего подбородка. — Но ты этого не сделала. И осталась здесь. Почему?
Он требовал от меня ответа. Хотя и понимал, что в таком состоянии я отвечать не способна. Так чего же он добивался? Я стояла перед ним, застывшая, как гипсовая статуя.
— Так вот, чтоб ты знала, — оборвал он наконец поток бессмысленных вопросов. — Она — новенькая. На самом начальном курсе. У нее нет никаких навыков вообще. Без ошибок не напечатает ни предложения. Клацает по клавишам как курица лапой… Но сегодня утром она подошла ко мне и спросила про вершину башни. Сказала, что в детстве дружила с человеком, который смотрел за часами. И что она хочет снова забраться туда. Такая, мол, у нее ностальгия… Я, конечно, отказывать ей не стал. Сказал, что смотрителя часов там давно уже нет, а комната используется как склад. Но она все равно захотела сюда забраться.
«Почему же ты не остановил ее? Что было бы, найди она меня здесь?» — спросила я его одними глазами.
— Видишь ли… Я был уверен в тебе. Я знал, что ты уже не способна вернуться во внешний мир. И потому совсем не важно, кто стучится к тебе снаружи. Хочешь ты или нет — эта комната тебя уже поглотила.
«Поглотила»? Это слово то и дело порхало между нами и прежде. Взяв у него одежду, я начала переодеваться. На этот раз наряд оказался несложным, и переоделась я быстро. Чуть добавила объема на бедрах, а дальше материал уже сам лег по фигуре как надо.
— Она что-нибудь говорила тебе из-за двери? — спросил он. Я покачала головой. — Очень жаль. Я хотел, чтобы ты услышала ее голос. Очень… чарующий. Не «милый» или «приятный», тут нечто совсем другое. Оставляет очень сильное впечатление. Такой голос рождается из глубокого резонанса носовых пазух в сочетании с увлажненностью языка, а дополняется еще и пунктирным тремоло губ, достаточно милым, чтобы расплавить барабанные перепонки.
Он оглянулся на горы пишущих машинок за спиной. Сквозняк из щели за циферблатом легонько раскачивал одинокую лампу под потолком.