Полиция
Шрифт:
— Это означает, что мне нет нужды отрицать.
— Что…
— Слово начинается на «а», заканчивается на «и».
Короткая пауза.
— Откуда такая уверенность, что у тебя есть алиби на тот вечер, Валентин? Ведь это случилось довольно давно.
— Потому что я думал об этом, когда он мне рассказал. Думал о том, чем я занимался в то время.
— Кто тебе рассказал?
— Ну, тот, кто изнасиловал девочку.
Долгая пауза.
— Ты сейчас издеваешься над нами, Валентин?
— А ты как думаешь, полицейский Закриссон?
— Почему ты считаешь, что меня
— Улица Снарливейен, сорок один, правильно?
Еще одна пауза. Снова смех и голос Валентина:
— А денег не получил, вот как говорится. Продал масло, а…
— Откуда ты узнал об этом изнасиловании?
— Это тюрьма для извращенцев, начальник. Как думаешь, о чем мы разговариваем? Thank you for sharing, [23] так мы это называем. Конечно, он думал, что не наболтал лишнего, но я ведь читаю газеты и хорошо помню то дело.
23
Спасибо, что поделился (англ.).
— Так кто, Валентин?
— Так когда, Закриссон?
— Что «когда»?
— Когда я могу рассчитывать выйти отсюда, если настучу тебе?
Катрина почувствовала желание перемотать многочисленные паузы.
— Я скоро вернусь.
Скрип стула. Мягкий хлопок двери.
Катрина ждала. Слышала дыхание мужчины. И заметила нечто удивительное: ей было тяжело дышать. Как будто вдохи, доносившиеся из динамиков, вытягивали воздух из ее гостиной.
Вряд ли полицейский отсутствовал более двух минут, но казалось, прошло полчаса.
— Хорошо, — произнес он, снова скрипнув стулом.
— Быстро обернулся. И мой срок сократится на?..
— Ты знаешь, что не мы устанавливаем продолжительность сроков, Валентин. Но мы поговорим с судьей, хорошо? Итак, что у тебя за алиби и кто изнасиловал девочку?
— Я весь вечер провел дома. Я был вместе с женщиной, у которой снимаю жилье, и, если ее не свалил Альцгеймер, она это подтвердит.
— А почему ты так хорошо это помнишь…
— Я запомнил даты изнасилований. И если вы не найдете счастливчика сразу, то я знаю, что рано или поздно вы явитесь ко мне с вопросом, где я был.
— Ладно. А теперь вопрос на тысячу крон. Кто это сделал?
Ответ был произнесен медленно, с преувеличенно четкой дикцией:
— Ю-дас Ю-хансен. Так называемый старый знакомый полиции.
— Юдас Юхансен?
— Ты работаешь с преступлениями против нравственности и не знаешь такого заслуженного насильника, Закриссон?
Звук передвигаемых ног.
— Что заставляет тебя думать, будто я не знаю этого имени?
— Взгляд твой пуст, как маленький космос, Закриссон. Юхансен — это величайший насильничий талант со времен… ну, со времен меня. А внутри его сидит убийца. Он еще сам об этом не знает, но это только вопрос времени, и убийца проснется, уж поверь мне.
Катрина представила себе, что слышит громкий щелчок нижней челюсти полицейского, потерявшей контакт с верхней. Она вслушивалась в потрескивавшую тишину. Ей казалось, она слышит, как участился пульс полицейского, как
— По-поче… — начал Закриссон.
Но его прервал рев, раздавшийся из динамиков. Катрина не сразу догадалась, что это смех. Смеялся Валентин. Постепенно оглушительный рев перешел в долгие всхлипывания.
— Да я шучу, Закриссон. Юдас Юхансен — гомик. Он сидит в соседней камере.
— Что?
— Хочешь послушать историю гораздо интереснее той, что рассказал ты? Юдас оттрахал мальчишку, и их застукала мать. К несчастью для Юдаса, мальчишка еще не рассказал родным о своей ориентации, а семья его была богатой и консервативной. И они заявили на Юдаса в полицию, обвинив его в изнасиловании. На Юдаса, который и мухи не обидит. Или как там говорится? Мухи, кошки. Кошки. Мухи. Да и фиг с ним. Как насчет того, чтобы пересмотреть его дело в обмен на каплю информации? Я могу рассказать, чем мальчишка занимался после этого случая. Надеюсь, предложение о скидке все еще действует, да?
Звук отодвигаемого стула. Удар стулом об пол. Щелчок и тишина. Записывающее устройство отключили.
Катрина сидела, уставившись на монитор компьютера. Она отметила, что за окном стало темно. Головы трески остыли.
— Да-да, — повторил Антон Миттет. — Он заговорил!
Антон стоял в коридоре, прижимая к уху телефон, и проверял удостоверения двух прибывших врачей. На их лицах было написано удивление, смешанное с раздражением: он ведь должен их помнить!
Антон пропустил их, и они поспешили в палату к пациенту.
— А что он сказал? — спросил Гуннар Хаген по телефону.
— Она только услышала, как он что-то пробормотал, но не расслышала, что именно.
— Он сейчас не спит?
— Нет, он только что-то пробормотал и снова отключился. Но врачи говорят, что теперь он может очнуться в любой момент.
— Вот как, — сказал Хаген. — Держи меня в курсе, хорошо? Звони в любое время. В любое время.
— Да.
— Хорошо. Хорошо. У больницы тоже есть приказ докладывать мне обо всех изменениях, но… у них есть о чем думать и кроме этого.
— Конечно.
— Да, правда ведь?
— Да.
— Да.
Антон слушал тишину. Гуннар Хаген собирался что-то сказать?
Начальник отдела повесил трубку.
Глава 9
Катрина приземлилась в аэропорту Гардермуэн в половине десятого, села на экспресс и проехала на нем через весь Осло. А точнее, под всем Осло. Одно время она жила здесь, но воспоминания, оставшиеся у нее об этом городе, трудно было назвать сентиментальными. Линия горизонта, напоминающая верхнюю половину сердечка. Низкие, уютные, покрытые снегом холмы, скупой пейзаж. Лица сидящих в вагоне поезда были невыразительными. Никакого спонтанного бесцельного общения незнакомых людей, к которому она так привыкла в Бергене. И вот на одном из самых дорогих железнодорожных путей в мире снова произошел сбой, и поезд застыл в кромешной тьме тоннеля.