Полиция
Шрифт:
— Ты знаешь. Тем вечером, когда врач тебя залатал.
— Рассказал, значит?
— Ты говорил мне, что тебя подстрелил один из подручных Асаева.
— В общем-то, это правда. Олег тогда был подручным Асаева.
— Твоя версия мне нравилась больше. Та, в которой Олег появился на месте преступления позже, понял, как тяжело ты ранен, и побежал вдоль реки к пункту скорой помощи.
— Но ты ведь никогда до конца в это не верила, да?
— Он сказал, что ворвался в кабинет к одному из врачей и, угрожая своей «одессой», заставил его пойти за собой.
— Врач простил
Ракель покачала головой:
— Он хотел рассказать мне и все остальное, но говорит, что не многое помнит из случившегося за последние месяцы.
— Героин производит такое воздействие.
— Но я подумала, что пробелы в его памяти сможешь восполнить ты и поведаешь мне все сейчас. Что скажешь?
Харри затянулся и подождал секунду, прежде чем выпустить дым:
— Как можно меньше.
Она потрепала его по волосам:
— В тот раз я поверила вам, потому что хотела верить. Господи, Олег стрелял в тебя, Харри. Он должен был попасть в тюрьму.
Харри покачал головой:
— Это был несчастный случай, Ракель. Все это мы уже оставили позади, и, пока полиция не найдет «одессу», ничто не способно связать Олега ни с убийством Густо Ханссена, ни с чем другим.
— Что ты хочешь сказать? С Олега сняли обвинения за то убийство. Ты хочешь сказать, что он все-таки с ним связан?
— Нет, Ракель.
— Так о чем ты мне не рассказываешь, Харри?
— Ты уверена, что хочешь знать, Ракель? Правда уверена?
Харри подождал. Посмотрел в окно на силуэты холмов, опоясывающих этот спокойный безопасный город, где ничего не происходило. Холмы эти на самом деле окружали кратер спящего вулкана, в котором и был построен Осло. Весь вопрос в том, как на это посмотреть. Весь вопрос в том, что тебе известно.
— Нет, — прошептала во мраке Ракель, взяла его ладонь и положила себе на щеку.
Вполне возможно прожить счастливую жизнь, пребывая в неведении, подумал Харри. Дело в вытеснении. В вытеснении пистолета «одесса», который лежит или не лежит в запертом шкафчике. В вытеснении трех убийств полицейских, за расследование которых ты не отвечаешь. В вытеснении воспоминаний о полном ненависти взгляде получившей отказ студентки в красном платье с поднятым подолом. Разве не так?
Харри потушил окурок.
— Пойдем спать?
В три часа ночи Харри проснулся и вздрогнул.
Она снова ему приснилась. Он зашел в какую-то комнату и увидел ее. Она лежала на полу на грязном матраце и большими ножницами срезала с себя красное платье. Рядом с ней стоял походный телевизор, показывавший ее и ее движения с секундной задержкой. Харри огляделся, но не нашел камеры. Потом она приложила блестящее лезвие ножниц к внутренней стороне бедра, раздвинула ноги и прошептала: «Не делай этого».
И Харри стал шарить у себя за спиной, пока не нащупал ручку двери, захлопнувшейся за ним. Но она оказалась заперта. А он вдруг обнаружил, что на нем ничего нет и он двигается в ее сторону.
«Не делай этого». Эти слова после секундной задержки раздались из телевизора.
«Мне просто нужен ключ от этой двери», — сказал он, но говорить было трудно, как будто
Глава 24
Теннисные корты были пусты, когда «вольво-амазон» Бьёрна Хольма подъехал к Фрогнер-парку и полицейскому автомобилю, припаркованному на площади у главных ворот.
Из машины выпрыгнула Беата. Она была бодра, несмотря на то что ночью почти не спала. Заснуть в чужой кровати нелегко. Да, она все еще думала о нем как о чужом. Она знала его тело, но его душа, привычки, образ мыслей по-прежнему оставались для нее загадкой, и она не была уверена, хватит ли у нее терпения и интереса для поиска отгадки. Поэтому каждый раз, когда она просыпалась в его постели, она задавала себе контрольный вопрос: «Продолжение следует?»
Двое полицейских в гражданской одежде стояли, облокотившись на полицейскую машину, но оторвались от нее и двинулись навстречу Беате. Она заметила, что в машине два человека в форме сидят на передних сиденьях и еще один человек — на заднем.
— Это он? — спросила она, ощутив, как быстро и оживленно заколотилось сердце.
— Да, — ответил мужчина в гражданском. — Хороший фоторобот. Этот очень похож.
— А трамвай?
— Мы отправили его дальше, он был битком набит. Но мы записали имя одной из пассажирок, потому что произошла небольшая драма.
— Что именно?
— Этот человек попытался сбежать, когда мы предъявили удостоверения и велели ему пройти с нами. Он пролез в середину трамвая, да еще так быстро, и перегородил нам дорогу детской коляской.
— Детской коляской?
— Ага, здорово, да? Вот уж настоящее преступление.
— Боюсь, он делал вещи и похуже.
— Я о том, что втаскивать коляску в трамвай в утренние часы пик — это преступление.
— Понятно. Но вы все-таки его взяли.
— Дамочка с коляской заорала и схватила его за руку, и я ему врезал. — Полицейский просиял и показал ей сжатый кулак на правой руке с ободранными костяшками. — Какой смысл размахивать пушкой, когда есть это, правда ведь?
— Хорошо, — сказала Беата и попыталась сделать вид, что именно так и думает. Она присела и заглянула на заднее сиденье машины, но увидела только силуэт за собственным отражением на стекле. — Кто-нибудь может опустить окно?
Она пыталась дышать спокойно, пока стекло медленно скользило вниз.
Беата узнала его в тот же миг. Он не смотрел на нее, взгляд его был направлен вперед. Он смотрел на ослоский рассвет полуприкрытыми глазами, как будто до сих пор пребывал во сне, от которого не хотел пробуждаться.