Полиция
Шрифт:
— Я знаю, — сказал Харри, вздохнул и поднялся. — Я знаю.
Движение на улице возобновилось.
Харри и Арнольд Фолкестад шли по улице Карла Йохана.
— Спасибо, — сказал Харри. — Но мне до сих пор интересно, как ты сразу же все понял.
— У меня есть опыт общения с людьми с ОКР.
— Прошу прощения?
— С обсессивно-компульсивным расстройством. Когда человек с этим расстройством что-то решил, он не побрезгует никакими средствами для достижения цели. Действие ради действия для него важнее
— Я знаю, что такое ОКР, у меня есть приятель-психолог, который считает, что я наполовину им страдаю. Мне интересно, как ты так быстро понял, что нам нужен свидетель и что нам нужно поехать к криминалистам?
Арнольд Фолкестад тихо засмеялся:
— Не знаю, стоит ли рассказывать тебе это, Харри.
— Почему?
— Могу сказать, что я был замешан в похожем деле. На двоих полицейских собирался подать в суд человек, которого они сильно избили. Но они его опередили, проведя акцию вроде нашей. Доказательства, конечно, были сфабрикованы, один из них уничтожил технические улики, свидетельствовавшие против них. И оставшегося оказалось достаточно, чтобы адвокат пострадавшего отговорил его от возбуждения дела, так как выиграть его они бы не смогли. Я думал, что то же самое произойдет и в нашем случае.
— Ты говоришь так, будто я действительно ее изнасиловал, Арнольд.
— Прости, — засмеялся тот. — Я, можно сказать, ожидал, что произойдет нечто подобное. Девчонка — как неразорвавшаяся бомба, ее не должны были брать в академию по результатам психологических тестов.
Они шли по площади Эгерторге. В мозгу Харри проносились картинки. Улыбка в майский день смеющейся девушки, с которой он встречался в юности. Труп солдата Армии спасения перед Рождеством. Город, полный воспоминаний.
— И кто были эти двое полицейских?
— Они занимают высокие должности.
— Ты поэтому не хотел мне рассказывать? И ты тоже в этом участвовал? Совесть нечиста?
Арнольд Фолкестад пожал плечами:
— Все, кто не может принять удар ради правосудия, должны испытывать муки совести.
— Мм. Полицейский, склонность к насилию, уничтожение улик. Таких немного. Мы, случайно, говорим не о полицейском по имени Трульс Бернтсен?
Арнольд Фолкестад ничего не сказал, но дрожь, пробежавшая по его плотному невысокому телу, ответила за него.
— Тень Микаэля Бельмана. Вот что ты имеешь в виду, говоря про высокие должности? — Харри сплюнул на асфальт.
— Поговорим о чем-нибудь другом, Харри.
— Да, давай. Мы перекусим в «Шрёдере».
— В ресторане «Шрёдер»? А у них есть, э-э, ланч?
— У них есть сэндвичи с карбонадом. И столы.
— Кажется, я уже это видел, Нина, — сказал Харри официантке, которая только что поставила перед ними две порции хорошо прожаренного фарша, покрытого слабо прожаренным луком, на куске хлеба.
— Здесь все как раньше, знаешь ли, — улыбнулась она и отошла от их столика.
— Трульс Бернтсен, значит, — произнес Харри и оглянулся. Они с Арнольдом были практически одни
— Да? — Фолкестад скептически посмотрел на труп животного на своей тарелке. — А что Бельман?
— В то время он отвечал за наркотики. Я знаю, что он заключил сделку с неким Рудольфом Асаевым, который торговал героиноподобным наркотиком под названием «скрипка», — сказал Харри. — Бельман предоставил Асаеву монополию на рынок Осло, а Асаев поспособствовал уменьшению видимого наркотрафика, количества наркоманов на улицах и количества смертей от передоза. И все это сыграло на руку Бельману.
— Да так хорошо, что он захватил кресло начальника полиции?
Харри несмело прожевал первый кусочек фарша и пожал плечами, как бы говоря «может быть».
— А почему ты не дал хода информации, которой располагаешь? — Арнольд Фолкестад осторожно отрезал кусочек того, что, как он надеялся, было мясом. Он сдался и посмотрел на Харри, но тот ответил ему безразличным взглядом, продолжая жевать. — Удар ради правосудия?
Харри проглотил кусок, взял бумажную салфетку и вытер уголки рта:
— У меня не было доказательств. К тому же я уже не работал в полиции. Это было не мое дело. Да и сейчас это не мое дело, Арнольд.
— Ну ладно. — Фолкестад подцепил вилкой кусочек мяса, поднял его и стал рассматривать. — Не то чтобы это было моим делом, Харри, но если подобное — не твое дело и ты больше не полицейский, то почему Институт судебной медицины присылает тебе копию отчета о вскрытии этого Рудольфа Асаева?
— Мм. Значит, ты его видел.
— Только потому, что я обычно забираю и твою почту, когда проверяю свою ячейку. Потому что администрация вскрывает всю почту. И потому что у меня, естественно, длинный любопытный нос.
— Вкусно?
— Я еще не попробовал.
— Давай же, он не кусается.
— И тебе того же, Харри.
Харри улыбнулся:
— Они поискали за глазным яблоком и нашли то, что мы искали. Маленькую дырочку в большом кровеносном сосуде. Кто-то мог, например, сдвинуть в сторону глазное яблоко Асаева, когда тот лежал в коме, одновременно ввести в уголок глаза шприц и вколоть ему воздушные пузыри. В результате — мгновенная слепота, а потом закупорка сосуда в мозгу, которую невозможно определить.
— Сейчас мне как раз особенно захотелось это съесть, — сказал Арнольд Фолкестад, состроив гримасу, и снова отложил вилку. — То есть ты доказал, что Асаева убили?
— Нет. Как я уже говорил, точную причину смерти установить невозможно. Но наличие дырочки показывает, что могло произойти. Загадкой, конечно, остается то, как убийца проник в больничную палату. Дежурный полицейский утверждает, что в тот период времени, когда мог быть произведен укол, мимо него никто не проходил. Ни врачи, ни посторонние.