Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 1
Шрифт:
Приведем в связи с этим мнение доктора философских наук, профессора Петербургского университета А.Л. Вассоевича:
«И.В. Сталин получил духовное образование, и можно не сомневаться, что его особенности повлияли и на систему доказательств в сталинских трудах, и на стилистику сталинских выступлений. Один из лучших образцов церковного красноречия (который легко обнаружить, например, в творениях Иоанна Златоуста) состоит в риторическом приеме многократного повторения нескольких ключевых словосочетаний. Этот прием был взят на вооружение воспитанником Горийского духовного училища и Тифлисской духовной семинарии И.В. Сталиным при подготовке своих политических выступлений. Великий революционер прекрасно осознавал сильнейшее психологическое воздействие излюбленной им риторической фигуры… Собрание его сочинений убеждает читателя в том, что излюбленному приему И.В. Сталин оставался верен вплоть до последних лет жизни. Через четыре с лишним десятилетия после смерти «отца народов», задумываясь над истоками прежде всего психологических побед, которые И.В. Сталин всякий раз одерживал над деятелями троцкистской оппозиции, нельзя сбрасывать
153
«Советская Россия». 4 марта 2000 г.
Оппоненты Сталина старательно акцентируют на данном моменте свое внимание и упрекают его в догматизме, схематизме и риторичности, свойственными языку религиозных проповедей и наставлений. Внешне это выглядит действительно так, хотя в самой такой манере, на мой взгляд, как и в любой другой, нет ничего зазорного и предосудительного. Примеров религиозно окрашенных, если можно так сказать, оборотов сталинской речи достаточно много. Стоит только вспомнить его знаменитое выступление по радио 3 июля 1941 года с вошедшим чуть ли не в поговорку обращением «Братья и сестры!», а также известную клятву выполнить заветы Ленина, произнесенную 26 января 1924 года, в которой рефреном звучал такой оборот: «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам… Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь!» и т. д.
Стилистическая окраска такого рода приемов, а также постоянно использовавшиеся им образцы риторических вопросов, адресованных как бы к самому себе, а также в первую очередь к слушателям, и соответствующих ответов на них, и многие другие ораторско-литературные особенности его устной и письменной речи — все это несет на себе зримую печать образования, полученного им в духовных учебных заведениях. В этом контексте, конечно, особое влияние на него оказал Катехизис, в котором основы религиозной веры излагаются в форме вопросов и ответов на них.
Можно, конечно, иронизировать на этот счет, к чему охотно прибегали в прошлом и прибегают в наше время критики Сталина. Однако в подобных методах есть и свои, причем немалые, достоинства. Весь строй проповедей церковного характера в силу своей предметной сущности требовал простоты и ясности языковых средств, четкости и предельной доходчивости в изложении мыслей [154] . Некоторые биографы Сталина подчеркивают, что такой строй речи Сталина был обусловлен необходимостью того, чтобы его понимали все — и образованные, и необразованные, даже малограмотные люди. Чтобы его понимали в такой огромной стране, каким был Советский Союз, от западных окраин до Тихого океана. И в таком объяснении, помимо зримого влияния церковного образования, полученного Сталиным, содержится рациональное зерно. Кроме всего прочего, такой речевой стиль характеризует Сталина как человека, крайне критически относившегося к различным «красивостям» речи, к чему так часто, в меру и не в меру, прибегали деятели революционного движения в то время. Ясность речи отражает ясность мысли, простота изложения мысли свидетельствует о том, что мысль продумана, осмыслена и нашла свое адекватное выражение.
154
Весьма примечательным в этом плане является эпизод, рассказанный покойным министром иностранных дел А.А. Громыко в его мемуарах. Перед отъездом в командировку в США, куда он был назначен незадолго до войны, его пригласили на беседу со Сталиным. Последний поинтересовался тем, как Громыко владеет английским языком, и услышав его ответ, дал следующий совет: «А почему бы вам временами не захаживать в американские церкви, соборы и не слушать проповеди церковных пастырей? Они ведь говорят четко на чистом английском языке. И дикция у них хорошая. Ведь недаром многие русские революционеры, находясь за рубежом, прибегали к такому методу для совершенствования знаний иностранного языка.»
Я несколько смутился, — пишет А. Громыко. — Подумал, как это Сталин, атеист, и вдруг рекомендует мне, тоже атеисту, посещать американские церкви? Не испытывает ли он меня, так сказать, на прочность? Я едва не спросил: «А вы, товарищ Сталин, прибегали к этому методу?» Но удержался и вопроса не задал, так как знал, что иностранными языками Сталин не владел, и мой вопрос был бы, в общем, неуместен.» (А.А. Громыко. Памятное. М. 1988. Книга первая. С. 77.)
Сказанное выше касается, строго говоря, сугубо внешней стороны его семинарского образования. Если же вести речь о содержательной стороне дела, то, видимо, общий круг его знаний не по богословским, а по светским предметам, в общем соответствовал уровню гимназического курса. Этот уровень в старой России, как оценивают и современные специалисты по образованию, был довольно приличным. Рискуя повториться, снова напомню, что дочь Сталина С. Аллилуева в своих воспоминаниях особо подчеркивала, что отец «греческий помнил и в старости» [155] .
155
Светлана
Здесь следует специально отметить, что во всем письменном наследии Сталина, а также в его речах мы ни разу не встретим даже малейшего намека на знание греческого языка, не говоря уже о латинском, который он также изучал. А при той чуть ли не феноменальной памяти, о которой пишут почти все, кто с ним соприкасался, можно с полным основанием предположить, что словарный состав иностранных языков, в данном случае греческого и латинского, был ему в определенном объеме знаком достаточно хорошо. Однако следов использования этих языков в его произведениях мы не находим. О причинах этого можно лишь строить различные предположения. Одна из них такая: в начальный период деятельности Сталина знание латинского и греческого языков на гимназическом уровне было явлением настолько банальным, что никому просто не приходило в голову демонстрировать эти знания, хотя в работах Ленина, Троцкого, Бухарина и других деятелей большевистской партии часто встречаются латинские крылатые слова и изречения [156] .
156
Имеется, правда, свидетельство П.Н. Поспелова, бывшего в 1940–1949 гг. главным редактором газеты «Правда» тесно соприкасавшегося по работе со Сталиным, что тот в минуты хорошего настроения, припоминая семинарский багаж, произносил какие-нибудь латинские изречения, подшучивая: «Вот только мы с вами, Петр Николаевич, знаем здесь латынь» (Николай Зенькович. «Тайны уходящего века - 3». М. 1999. С. 443.)
На эти моменты я обращаю внимание отнюдь не из желания отметить у Сталина какие-то особые лингвистические дарования, которых у него, вполне возможно, и не было. А только лишь для того, чтобы оттенить его спокойную реакцию и выдержку, когда в дальнейшем в период острой политической борьбы его оппоненты, в особенности Троцкий, изощренно изгалялись над тем, что он не владеет иностранными языками. Порой стремление уязвить Сталина «по этому пункту» обретало какой-то поистине анекдотический и смехотворный характер. Как будто знание иностранных языков является непременным атрибутом, обязательным для политического руководителя. Никто не спорит, что иностранный язык является, по словам К. Маркса, орудием в жизненной борьбе. Знание иностранных языков расширяет возможности любого политического деятеля, раздвигает его общий кругозор, но оно не способно из мелкотравчатого политика сделать крупного политического деятеля.
Данное отступление от непосредственного предмета рассмотрения продиктовано тем, что в политической биографии Сталина, в истории всей его деятельности как политической фигуры указанное выше обстоятельство порой обретало значение, далеко выходившее за рамки чисто образовательной проблемы. Многие его политические концепции стратегического масштаба ставились под сомнение по причинам якобы «национальной» ограниченности, проистекавшей, в частности, из-за незнания иностранных языков. Подобные «аргументы» не выдерживают серьезной критики.
Но вернемся к вопросу о том, что дала молодому Иосифу духовная семинария, какой след оставила она в его характере и как она повлияла на выбор главных жизненных целей. Понятно, что дать исчерпывающие ответы на все эти важные, можно сказать, ключевые вопросы его жизненного пути на этапе формирования молодого Сталина как личности, совсем нелегко. И трудность объясняется не только относительной скудностью фактических материалов, но и тем, что сам Сталин, как это ни покажется странным, в дальнейшем, во все периоды своей деятельности, почти не затрагивал эти вопросы. Имеются скупые факты, касающиеся времени обучения в семинарии, которые, скорее всего со слов отца, приводит его дочь в своих книгах. Эти свидетельства представляются вполне достоверными. Чего, однако, нельзя в полной мере сказать о свидетельствах, опубликованных при жизни Сталина, где авторами выступают его соученики по семинарии и сподвижники по раннему периоду его революционной деятельности. В своем подавляющем большинстве они выдержаны в откровенно апологетическом ключе, и уже в силу этого вызывают серьезные сомнения. Впрочем, полностью отвергать их тоже нет достаточных оснований, поскольку некоторые из них в той или иной степени подтверждаются некоторыми независимыми источниками. Поэтому, очевидно, на эти свидетельства также можно опираться, отдавая себе отчет в том, что они требуют критической оценки.
В качестве вполне достоверного факта можно констатировать, что молодой Сталин проявлял большой интерес к чтению как художественной, так и научно-популярной литературы. Богословские науки, в особенности Старый и Новый завет, он, конечно, знал уже в силу самого своего обучения в духовных учебных заведениях, того большого внимания, которое уделялось там их усвоению.
В семинарии, продолжая традиции, заложенные в Горийском училище, Иосиф увлекается чтением произведений русской классической литературы. Правда, уже четко обозначился и определенный крен в сторону произведений критического реализма. Он читает сочинения Щедрина («Господа Головлевы»), Гоголя («Мертвые души»), Эркмана-Шатриана — «История одного крестьянина», роман Теккерея «Ярмарка тщеславия» в двух томах (в то время он был переведен как «Базар житейской суеты») и много других книг. С детства Сталин хорошо знал грузинских писателей, любил произведения Ш. Руставели, И. Чавчавадзе, В. Пшавела. Особо следует сказать о том, что, увлекаясь литературой, Сталин в период учебы в Тифлисской семинарии написал несколько стихотворений, которые очень понравились Илье Чавчавадзе, — достаточно отметить, что они помещались в газете «Иверия», которую редактировал Чавчавадзе, на первой странице, на видном месте. (Г. Паркадзе. Из воспоминаний о нелегальных сталинских кружках. «Заря Востока» № 46 от 26 февраля 1939 г.)