Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 3

Капченко Николай Иванович

Ненависть Троцкого к Сталину едва ли уступала тому же чувству последнего. Их взаимная испепеляющая вражда друг к другу вполне сопоставимы и, может быть, даже в чем-то адекватны. Но есть существенное отличие, которое, правда, не сильно бросается в глаза. Особенно для тех, кто поверхностно знаком с одиссеей их противоборства и противостояния. У Троцкого, особенно после его высылки из страны, и тем более в последние годы его жизни, личный аспект, личная ненависть к Сталину выступали на передний план, порой заслоняя политические моменты. Хотя, конечно, и политические моменты тоже в значительной степени были мотивированы личной ненавистью. У Сталина на переднем плане всегда оставались политические мотивы, что, однако, не означает, будто в его отношении к Троцкому и троцкизму не проявлялись и личные неприязнь и ненависть. Мне кажется, что объяснением этому служит глубокая и непоколебимая убежденность вождя в том, что путь троцкизма для нашей страны означал путь в пропасть, когда во имя химеры мировой революции готовы пожертвовать всем, в том числе и судьбой страны и ее народов. То же самое, но уже с противоположным знаком, можно сказать и о Троцком, который в победе сталинского курса усматривал измену идеалам революции, идеалам социализма.

В последние годы жизни Троцкий всю свою политическую деятельность свел к борьбе против Сталина и разоблачению его внутренней и внешней политики. Именно в эти годы он издал свою книгу о Сталине, целую серию других произведений, целиком

и полностью посвященных развенчанию Сталина. И в одном надо отдать должное Троцкому – он иногда возвышался до постижения простой истины: не все можно объяснить личными недостатками, коварством и мстительностью генсека, что есть и другие, более глубокие причины, поставившие обе эти фигуры по разные стороны политических баррикад. В 1940 году Троцкий писал: «И Сталин, и я не случайно находимся на нынешних наших постах. Но эти посты созданы не нами. Каждый из нас вовлечен в эту драму, как представитель известных идей и принципов. В свою очередь, идеи и принципы не висят в воздухе, а имеют глубокие социальные корни. Нужно брать, поэтому, не психологическую абстракцию Сталина, как „человека“, а его конкретную историческую фигуру, как вождя советской бюрократии. Действия Сталина можно понять только, исходя из условий существования нового привилегированного слоя, жадного к власти, жадного к благам жизни, боящегося за свои позиции, боящегося масс и смертельно ненавидящего всякую оппозицию» [184] .

184

«Бюллетень оппозиции». № 84. 1940 г. Л. Троцкий – «Почему и зачем эти процессы?» (Электронная версия).

Здесь, как, в сущности, во всех своих книгах, статьях и выступлениях, Троцкий доказывает, что Советская власть превратилась во власть привилегированного слоя общества, выразителем и воплощением интересов которого выступал Сталин. С этих позиций велась вся критика политики Сталина. Эта критика приняла почти истерический (а не исторический!) оттенок после заключения пакта о ненападении с Германией и ряда других внешнеполитических акций вождя, которые с той или иной степенью основательности были проанализированы в настоящей главе. И чем тревожнее и сложнее становилось международное положение, тем большую активность проявлял Троцкий в своих нападках на Сталина. Вот один из самых последних его выпадов против курса Сталина. «Несмотря на территориальные захваты Кремля, международное положение СССР чрезвычайно ухудшилось, – писал он. – Исчез польский буфер. Завтра исчезнет румынский. Могущественная Германия, ставшая хозяином Европы, получила общую границу с СССР. В Скандинавии место слабых, почти безоружных стран заняла та же Германия. Ее победы на Западе – только подготовка грандиозного движения на Восток. В нападении на Финляндию Красная Армия, обезглавленная и деморализованная тем же Сталиным, обнаружила свою слабость перед всем миром. В будущем походе против СССР Гитлер найдет помощь Японии» [185] .

185

«Бюллетень оппозиции». № 84. 1940 г. Л. Троцкий – Роль Кремля в европейской катастрофе. (Электронная версия).

Естественно, Сталин всегда знакомился с материалами, публиковавшимися Троцким. Трудно предположить, что они его очень серьезно беспокоили, поскольку с нападками на себя он сталкивался буквально постоянно, коль речь шла о зарубежной общественности. Внутри страны, само собой понятно, не было никаких следов оппозиции, хотя по каналам донесений сексотов вождю доводилось читать и нелестные отзывы о себе лично и своей политике вообще. Но это были мелочи, и их без всякого вреда можно было просто игнорировать. Но постоянно терпеть выпады Троцкого вождь, очевидно, не намеревался, как я уже отмечал выше, исходя из соображений высшей политики. Троцкий, конечно, не мог не чувствовать, что он постоянно находится, как говорится, на минном поле, где каждый шаг может стать последним. Он анализировал возможности своего физического устранения Сталиным, вспоминал о предостережениях, исходивших от Зиновьева и других. Как пишет автор солидной монографии о Троцком Н.А. Васецкий, «Обобщая эти факты, Троцкий писал: „В репрессивную политику Сталина мотивы личной мести входили серьезной величиной“. Применяя эту формулу к себе, Троцкий расчленил ее на следующие компоненты. Первый – „его (Сталина – Н.В.) чувство мести в отношении меня совершенно не удовлетворено“. Второй – эта неудовлетворенность усугублялась тем, что Троцкий не прекратил борьбу против Сталина. „Этот дикарь боится идей, зная их взрывную силу и зная свою слабость перед ними“, – отмечал Троцкий. Третий – Сталин не остановился бы ни на минуту перед организацией покушения, но вынужден был сдерживаться, потому что боялся политических последствий: обвинение неизбежно пало бы на него» [186] .

186

Н.А. Васецкий. Троцкий. Опыт политической биографии. М. 1992. С. 291.

И. Дойчер, тот самый, что написал политическую биографию Сталина, создал и дилогию о жизни и деятельности своего кумира Л. Троцкого. По поводу опасений Сталина в отношении Троцкого он писал следующее: «К этому времени Сталин решил, что он больше не может позволить Троцкому жить. Это кажется странным. Позволительно спросить, чего он мог еще бояться? Разве не уничтожил он всех сторонников Троцкого и даже их семьи, для того чтобы не сумел подняться какой-нибудь мститель? И что мог сделать ему Троцкий с другого конца мира? Несколькими годами раньше Сталин мог опасаться, что Троцкий возглавит новое коммунистическое движение за рубежом. Но разве теперь он не понимал, что из IV Интернационала ничего не получилось?»

И далее: «При каждом важном повороте событий, когда пришла к концу бесславная финская кампания, когда Гитлер оккупировал Норвегию и Данию, когда рухнула Франция, его голос гремел из-за океана, чтобы все знали о последствиях этих катастроф, о промахах Сталина, которые способствовали им, и о смертельной угрозе Советскому Союзу. Конечно, его обвинения, осуждения и предостережения не достигали советского народа, но они появлялись в американских, английских и других газетах, а по мере расширения войны на восток они могли в смятении военных поражений и отступлений проникнуть и туда» [187] .

187

Исаак Дойчер. Троцкий в изгнании. М. 1991. С. 507.

Словом, по утверждениям ряда историков, Сталин в новых международно-политических условиях не мог дальше терпеливо сносить обличения своего смертельного врага, ставшего и врагом Советской России. Более того, некоторые исследователи, ссылаясь на новые архивные документы германского МИДа, считают, что западные державы на рубеже 1939 – 1940 годов пришли к мысли

использовать Троцкого лично и троцкизм как течение для того, чтобы свергнуть Сталина и втянуть Советскую Россию в войну с Германией. Кто заинтересуется этой версией, может обратиться к книге О.В. Вишлёва [188] . Автор, в частности, утверждает: «Цели троцкистов и руководителей англо-французской коалиции – добиться вовлечения СССР в войну – в этот период совпали. Именно это, по-видимому, и подтолкнуло политиков в Лондоне и Париже к мысли о необходимости и возможности использования Троцкого и его сторонников в своих интересах. С помощью троцкистов рассчитывали организовать в СССР политический переворот и отстранить от власти Сталина. Рассматривалась возможность переброски в СССР и самого Троцкого, который должен был возглавить „революционное движение“. У тех, кто строил такого рода планы, перед глазами, очевидно, был пример действий германского правительства в 1917 г., когда оно поспособствовало возвращению в Россию В.И. Ленина и его сподвижников». Далее он пишет, что Троцкий и троцкисты исходили из посылки, что «правящая советская верхушка» не пользуется поддержкой со стороны народа, что тот при первой же возможности постарается стряхнуть с себя «иго ненавистной бюрократии», что в СССР сложилась революционная ситуация и достаточно малейшей искры, чтобы там заполыхало пламя новой гражданской войны. Большие надежды троцкисты возлагали не только на действия внешних сил, но и на националистические настроения населения отдельных республик СССР. Еще в июле 1939 года Троцкий призывал к созданию «единой, свободной и независимой Украины» и предрекал в случае войны «национальные восстания в рамках политической революции». Не оставляет вне поля своего внимания О. Вишлёв и существования в СССР зимой 1939 – весной 1940 годов организованной «левой» оппозиции, которая могла существовать только как глубоко законспирированная. Хотя захват власти был ей не по плечу, она располагала силами, достаточными для того, чтобы организовать отдельные террористические акты и акты саботажа, которые были способны дестабилизировать внутриполитическую обстановку и иметь серьезные внешнеполитические последствия. В связи с этим стоит привести мнение Н. Васецкого, который со знанием дела писал, что «не забудем, что речь-то шла о нескольких сотнях людей, которым было совершенно не по силам „подорвать“ какой-либо строй» [189] . И вполне справедливо тот же автор замечает: «Создавалась явно парадоксальная ситуация, во многом повторявшая ситуацию конца 30-х годов: чем активнее Троцкий выступал против Сталина и его приближенных, тем с большей неприязнью воспринималась его деятельность общественностью в СССР и за рубежом… Мировая общественность фактически потеряла интерес к Троцкому. В этих условиях его физическая ликвидация становилась лишь делом „техники“, которая к тому времени была отработана в совершенстве» [190] .

188

О.В. Вишлёв Накануне 22 июня 1941 года. Документальные очерки. М. 2001. С. 123 – 140.

189

Н.А. Васецкий. Троцкий. Опыт политической биографии. С. 293.

190

Там же. С. 293.

Я привел две, если не диаметрально противоположные, то все-таки отличные друг от друга оценки. На мой взгляд, аргументация О. Вишлёва, хотя она и подкрепляется некоторыми фактами, в целом недостаточно убедительна. Это всего лишь предположения, основанные на слухах и разного рода допущениях. Если кто-либо в англо-французских кругах и питал иллюзии о возможности повторения опыта 1917 года с возвращением Ленина в Россию и подготовкой социалистической революции, причем роль нового Ленина должен был исполнить Троцкий, то такие расчеты, мягко выражаясь, были абсолютно беспочвенными, а потому и химерическими. Вспомним слова К. Маркса, что некоторые события повторяются, но в первый раз как трагедия, а затем уже как фарс. Именно к такому разряду явлений, на мой взгляд, следует отнести указанные расчеты. Гораздо ближе к истине выводы и оценки Н. Васецкого, поскольку они базируются на реалистической основе и не страдают преувеличением опасности, которую представлял Троцкий для Сталина и его политики. Нельзя не согласиться с ним, когда он пишет, что к концу 30-х годов Троцкий уже не представлял сколько-нибудь заметной политической величины. Замкнувшись в своей вилле-крепости в Койоакане, он, по сути, вел жизнь отшельника, который никому не мог уже угрожать. Тем не менее Сталин не смог забыть прошлых обид и оскорблений. Убедившись в том, что Троцкий больше не понадобится ему как идейно-политическая ширма, Сталин, видимо, либо сам принял решение, либо дал о нем понять окружению – тому же Берии, – что с Троцким «пора кончать» [191] .

191

Там же. С. 294.

Обстоятельства, при которых Сталиным было принято решение о ликвидации Троцкого, описаны в мемуарах П. Судоплатова – одного из видных в то время руководителей подразделения НКВД, а затем репрессированного в 1953 году в связи с делом Берия. Прежде чем привести подробное описание того, как все это происходило, хочу высказать одно важное замечание. Внешне все, что и как пишет П. Судоплатов, не вызывает каких-либо серьезных сомнений. Настораживает лишь единственная, но чрезвычайно существенная деталь. Заключается она в следующем: в числе посетителей кремлевского кабинета Сталина П. Судоплатов не числится, хотя буквально все входившие в кабинет заносились в этот журнал, причем каждый раз (даже если это был один и тот же человек) фиксировалось время входа и время выхода. Характерно, что даже фиксировался вход в кабинет начальника личной охраны вождя Н. Власика. Поэтому ссылками на особую секретность и деликатность миссии, для исполнения которой П. Судоплатова якобы вместе с Л. Берия вызвали в кабинет Сталина, едва ли можно объяснить отсутствие его фамилии в списке посетителей сталинского кабинета. Во втором томе я уже указывал на такой же деликт с посещением кабинета Сталина А. Коллонтай в ноябре 1939 года. Иными словами, даже если свидетельство П. Судоплатова и предстает вполне правдоподобным, к нему необходимо подходить с учетом сказанного мною выше. Ведь мемуаристов частенько подводит не только память, но и собственная фантазия. И тем не менее будем считать написанное П. Судоплатовым в качестве одного из возможных вариантов разворота описываемого нами сюжета.

Итак, предоставим слово П. Судоплатову, который вместе с Берия докладывает Сталину:

«…По мнению Берии, левое движение находилось в состоянии серьезного разброда из-за попыток троцкистов подчинить его себе. Тем самым Троцкий и его сторонники бросали серьезный вызов Советскому Союзу. Они стремились лишить СССР позиции лидера мирового коммунистического движения. Берия предложил нанести решительный удар по центру троцкистского движения за рубежом и назначить меня ответственным за проведение этих операций. В заключение он сказал, что именно с этой целью и выдвигалась моя кандидатура на должность заместителя начальника Иностранного отдела, которым руководил тогда Деканозов. Моя задача состояла в том, чтобы, используя все возможности НКВД, ликвидировать Троцкого.