Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг.
Шрифт:
Особая роль в системе двойного контроля отводилась политредакторам, которые осуществляли предварительный контроль в соответствии с инструктажом Главлита:
«а) На каждую рукопись, вызывающую те или иные сомнения, требующую значительных изменений или поправок, или запрещаемую к печати, политредактор составляет мотивированты, а также указываются места, подлежащие изъятию или переработке, или мотивы запрещения. Политредактор несет всю полноту ответственности за точность анализа рукописи и, в случае последующего обнаружения в напечатанной рукописи политически или идеологически вредных моментов, в отзыве не отмеченных, привлекается к ответственности перед советским судом и партийным контрольным органом.
б) Составленный политредактором отзыв предоставляется вместе с рукописью на утверждение уполномоченного Главлита или его заместителя, работающего в области политконтроля. Если выводы о рукописи у уполномоченного Главлита (или его заместителя) совпадают с выводами политредактора, разрешительную
В тех случаях, когда выводы о произведении расходятся, и политредактор не согласен с разрешением уполномоченного или его заместителя, последние, наложив на отзыв надлежащую резолюцию, сами подписывают разрешительную карточку» [520] .
520
Там же. Д. 39. Л. 63-64.
О том, к каким последствиям приводило функционирование созданной системы взаимоконтроля печатной и непечатной продукции свидетельствует следующий пример. 27 мая 1933 г. Главлит обращал внимание начальника Леноблита Орлова на эпизод с № 2-3 журнала «Литературный современник», который был задержан Леноблитом из-за стихотворения «Лирика» П. Антокольского. Признавая, что «Лирика» могла и должна была быть снята в порядке предварительного контроля, как вещь, не отвечающая политическим задачам журнала, Главлит тем не менее еще большей ошибкой цензора Тарасенкова называл распоряжение вырезать стихотворение из уже напечатанного журнала, что повлекло задержку номера и перепечатку страницы. Отмечалось, что, «борясь со всей решительностью с политической близорукостью и гнилым либерализмом в работе отдельных политредакторов, необходимо также предостерегать их от применения политики «перестраховки», так как грубые цензурные перегибы могут дискредитировать советскую цензуру в глазах советских писателей, подрывают доверие к ней, затрудняют работу партии по перевоспитанию писателей, стоящих на платформе советской власти» [521] . Оставляя за пределами нашего анализа стиль и содержание этого образца административного «творчества» чиновников, из которого так и не ясно, правильно или нет поступил цензор Тарасенков, отметим, что подобные «разборки» профессиональных качеств цензоров и политредакторов проводились ЦК и Главлитом регулярно в качестве показательных кампаний, а результаты их широко рассылались по системе Главлита и Госиздата.
521
Там же. Д. 43. Л. 158.
Как мы уже отмечали, деятельность Главлита была тесно связана с работой органов государственной безопасности. Между Главлитом и ОГПУ шел постоянный обмен информацией, результатом чего были персональная слежка и доносительство. Постановлением ЦИК СССР от 10 июля 1934 г. на базе ОГПУ был образован НКВД СССР, в состав которого почти полностью вошли управления и отделы ОГПУ. Так, СПО [522] вошел полностью [523] сначала в НКВД, а затем в созданное в его структуре Главное управление государственной безопасности, наряду с Оперативным [524] и Специальным отделами [525] . Работой этих подразделений руководил фактически сам нарком Г.Г. Ягода.
522
Борьба с враждебными политическими партиями и антисоветскими элементами.
523
По штатному расписанию в СПО входило 196 сотрудников. Начальник – Г.А. Молчанов.
524
Отдел занимается охраной руководителей партии и правительства, обысками, арестами, наружным наблюдением.
525
Отдел занимается обеспечением секретности в ведомствах.
Именно в этот период началось наиболее активное взаимодействие репрессивных органов с цензурными на политических процессах, часто в качестве вещественных доказательств фигурировали печатные и рукописные тексты, которые по различным критериям подпадали под запретительные статьи Перечня Главлита. Так, 20 марта 1933 г. начальник Ленинградского облгорлита Орлов и заведующий Иностранным отделом Л. Грюнберг сообщали полномочному представителю ОГПУ в Ленинграде Медведю о том, что «10 марта на имя Кибальчича (литературный псевдоним: Виктор Серж) был прислан из-за границы (Бельгия) пакет,
526
В тексте сознательно не указано название журнала.
527
Имеется в виду книга Кибальчича «Завоеванный город».
528
ЦГАЛИ СПб. Ф. 281. Оп. 3. Д. 22. Л. 2-2об.
Материалы, подготовленные совместно Главлитом и ОГПУ, являлись основой для партийных решений, которые становились основополагающими идеологическими ориентирами в тот или иной момент. Так, подробная записка Главлита в Оргбюро ЦК ВКП(б) от 7 декабря 1931 г., посвященная подведению итогов литературной периодики в 1931 г., больше походила на военную сводку и содержала беспощадную критику целого ряда произведений, опубликованных на страницах московских и ленинградских журналов, «работающих самотеком (резкое невыполнение данных партийно-пролетарской общественности обещаний), далеко не выполняющих своих большевистских обязанностей на литературном участке идеологического фронта». Вот что гласил этот «литературный обзор»:
«“Красная Новь”. В №3 была напечатана кулацкая повесть Платонова “Впрок”. Номер журнала изъят. В № 10-11 напечатан роман Мугуев-Хаджи-Мурата “Три жизни”, где полностью идеализировано белое юнкерство и особенно любовно описан Деникин, и сверхпошлая, политически вредная повесть Б. Левина “Одна радость”, где, между прочим, одна из вставных глав объективно идеализирует контрразведку. Номер конфискован… В “Красной Нови” были напечатаны также отрывки из запрещенной Главлитом повести Яновского “ Четыре сабли”; философски-идеалистическая вещь Пастернака “Охранная грамота” (проза о смерти Маяковского); крайне идеалистическая, индивидуалистическая “Повесть о страданиях ума” Буданцева; очерк Тарловского “На полюсе Востока”, где есть реакционные места по отношению к национальным меньшинствам.
“Октябрь”. В № 4-5 напечатаны очерки Киша и Чарного. Первый очерк – художественно обобщенный поклеп на нашу партию. Второй очерк – крайне двусмысленная оценка Н.Н. Суханова на суде, с.-д. центра. Номер журнала конфискован. Кроме того, в “Октябре” была напечатана явно упадническая и троцкистская повесть Б. Левина “Жили два товарища”.
“Новый Мир”. В ряде номеров дан роман А. Яковлева “Повороты”, где царь, царица, дети крайне очеловечены – “до жалости”. Крепкий большевик верхисетский рабочий там даже плачет, узнав, что вместе с царем будет расстрелян и царенок. Печатание этого романа прекращено Главлитом…
“Ленинград”. В №67 напечатана повесть Правдухина “Гугенот из Териберки” – откровенно кулацкая антисоветская повесть, глорифицирующая кулака – потомка гугенотов в Архангельске, до конца борющегося против советской власти. Повесть эта до того к изданию отдельной книгой не была пропущена Главлитом. Номер журнала конфискован.
“Молодая Гвардия”. Помещена клеветническая повесть Шведова “Два окна”. (Издательство “Молодая гвардия” пыталось выпустить эту повесть отдельной книгой. Главлит ее задержал.) На протяжении всего года печатался роман Бутковского “Девятьсот тридцатый”, полный “левацкой” практики, извращения линии партии по коллективизации, художественного смакования злоупотреблений при раскулачивании. Как и в ряде молодежных романов (писанных, между прочим, коммунистами: Митрофанов “Июнь-июль”, Левин “Жили два товарища”), главный герой романа Ветров кончает самоубийством, не найдя никакого выхода из положения.
“Звезда”. Ведущими авторами в журналах являются правые попутчики. Отдельные произведения свидетельствуют о дальнейшем сдвиге вправо некоторых из них (Тынянов, Каверин, Воронский). Несомненная ошибка помещение повести Тынянова “Восковая персона” (восковая скульптура Петра I, пугающая всех, как символ продолжения петровской диктатуры). То же следует сказать о романе Каверина “Художник неизвестен”, откровенной апологетике идеалистических принципов художественного творчества, противостоящих, по автору, советской действительности. Политически вредной вещью того же автора является повесть “Пролог”, явно извращающая подлинный характер строительства и работы зерносовхозов. Повесть Воронского “Глаз урагана”, где февральско-октябрьские события 1917 г. и Кронштадта, поданные лирически-размагниченно и пессимистично, сочетаются с банальной историей некой “демонической” женщины. Здесь же в этой пошлой повести выведен и образ Фрунзе…