Политика поэтики

Гройс Борис Ефимович

Однако партикулярная субъективность, подвергнутая теоретической деконструкции и практической дисквалификации посредством Интернета, искусственно реконструируется в фигуре владельца «приватной сферы» — пространства с индивидуальным доступом, закрытого для прочих пользователей. В нашу медиализированную, пост-деконструктивистскую эру мертвый субъект стал секретом. Теперь индивидуум определяется кодами и паролями, очерчивающими пространство персонального доступа, защищенное от посторонних.

В наши дни индивидуальный доступ служит заместителем уникального индивидуального месседжа, авторской интенции, субъективного акта мышления и переживания. Техническая защита сменила метафизическую уверенность. Долгое время субъективность рассматривалась как нечто метафизически недоступное: считалось, что она может быть предметом интерпретации, но не непосредственного наблюдения. Сегодня мы уже не верим в метафизическую, трансцендентную позицию субъекта. На смену герменевтике пришел хакинг. Хакер взламывает барьеры индивидуальной

субъективности, понятой как сфера конфиденциального доступа. Он раскрывает ее секрет и апроприирует ее сообщение, вместо того чтобы интерпретировать его. Сообщение освобождается, чтобы быть поглощенным медиальными сетями.

В этом смысле деятельность WikiLeaks служит практическим продолжением дерридианской деконструкции. Она освобождает знаки от субъективного контроля. Единственная разница состоит в том, что здесь речь идет не о метафизическом, а о чисто техническом контроле. Соответственно хакинг заменяет философскую критику.

Его часто осуждают как вторжение в приватную сферу, но действительной целью всех современных медиа является полная ликвидация этой сферы. Традиционные массмедиа вели охоту за знаменитостями, стремясь обнародовать факты их частной жизни. WikiLeaks делает примерно то же самое в рамках Интернета. Не случайно его создатели сотрудничают с международной прессой — New York Times, Spiegel и т. д. Экспроприация и отмена приватной сферы (но не частной собственности!) объединяет WikiLeaks с традиционными медиа. Можно рассматривать этот проект как авангард массмедиа. Но отнюдь не как восстание против них. Скорее WikiLeaks более последовательно и решительно движется к общей цели всех современных медиа, реализуя задачу универсального класса, суть которой — универсализация мира с помощью универсального сервиса.

Встает, однако, вопрос, в каком отношении и в какой степени этот универсальный сервис интегрирован в современную рыночную экономику, в глобальный поток капитала, также претендующий на роль нейтрального, внеидеологического и общедоступного средства достижения частных целей и удовлетворения партикулярных интересов. Очевидно, что корпорации, использующие различные возможности, предоставляемые Интернетом, являются частью глобального капиталистического рынка. А как насчет WikiLeaks? Ведь основной мишенью а так WikiLeaks служит государственная цензура, а не поток капитала. Можно сформулировать следующую гипотезу по поводу отношения WikiLeaks к капитализму. С точки зрения WikiLeaks капитал недостаточно универсален, поскольку в значительной степени зависит от патронажа национальных государств и от их политической, военной и индустриальной мощи. Вот почему обычные интернет-компании сотрудничают с государственной цензурой и блокируют поток информации с помощью различных средств ее защиты. Как правило, мы рассматриваем капитализм как силу, враждебную по отношению к государству. Но WikiLeaks переворачивает это обвинение, предлагая посмотреть на ситуацию с другой точки зрения: капитализм не в состоянии реализовать свою глобальную задачу, поскольку постоянно коррумпируется национальными государствами и интересами их безопасности. Универсальный сервис, предлагаемый WikiLeaks, превосходит универсальность капитализма — он более глобален, чем глобальный рынок.

Хотя деятельность WikiLeaks часто описывается и критикуется в терминах вмешательства в частную жизнь, в действительности она мало затрагивает частную жизнь отдельных людей. Разумеется, Ассанж, как и многие в интернет-сообществе, отрицает копирайт и вообще право человека блокировать поток информации. Но его действия направлены скорее против «частной жизни» государства, поскольку государственная цензура противоречит базовому для современного государства принципу универсальности. В этом смысле нарушение государственной секретности означает всего-навсего возвращение к изначальной задаче этого государства и дает ему шанс стать более универсальным.

Таким образом, WikiLeaks есть не что иное, как восстание клерков против национального государства, отступившего от духа универсальности, служить которому призван этот класс. Причина этой измены с точки зрения WikiLeaks кроется в неспособности государственных аппаратов пересмотреть свои национальные интересы в универсальной перспективе и тем самым обрести подлинную универсальность. Но возникает следующий вопрос: возможна ли вообще радикальная и бескомпромиссная универсальность? На этот вопрос можно дать положительный ответ — да, возможна, но при одном условии: универсальное должно быть изолировано и защищено от вечно извращающего его партикуляризма.

Любой универсалистский проект, чтобы оставаться подлинно универсальным, должен быть предохранен от коррумпированности партикулярными целями. Но коль скоро универсальный проект задуман как открытый и общедоступный, он неминуемо будет коррумпирован, поскольку реализация такого проекта предполагает компромисс с существующими институциями и частными интересами. Единственный способ этого избежать и сохранить универсальность такого проекта и чистоту его воплощения — это как можно более радикально обособить его от внешнего мира, сделать его недоступным и непрозрачным. Другими словами, универсальное в нашем партикулярном мире может функционировать только в форме заговора и только в условиях строгой конспирации. В противном

случае оно будет немедленно коррумпировано и искажено.

Исторические формы конспиративного универсализма хорошо известны. Политика конспирации характерна для всех религиозных сект и политических групп, преследующих универсальные цели. И во все времена такую политику критиковали с позиции демократии, публичности и универсального доступа к информации. По мнению критиков, политика строгой конспирации объясняется прежде всего узким, эксклюзивным характером идеологий, исповедуемых представителями конкретных религиозных сект или революционных групп. Иначе говоря, причина усматривалась в приверженности адептов этих групп концепции универсальной истины. Всякая истина, исповедуемая ими, претендовала на универсальность — и в то же время оставалась партикулярной, так как с самого начала мыслилась в оппозиции к другим истинам, столь же универсальным, сточки зрения их сторонников. На этот парадокс универсальной истины и возлагалась ответственность за идеологически мотивированную конспирацию и политику исключения. А средством от них соответственно считался отказ от идеи универсальной истины и переход на плюралистическую позицию. Плюрализм не ведет к радикальным конфликтам, поскольку ни одна из образующих его точек зрения или идентичностей не претендует на универсальность, способную спровоцировать жесткую конфронтацию между ними. Таков политический аргумент в пользу замещения универсальной идеи или универсальной истины универсальным доступом или универсальным сервисом.

Однако опыт WikiLeaks показывает, что универсальный доступ также может быть обеспечен лишь в форме универсального заговора. В уже цитировавшемся интервью Ассанж говорит: «Это была непростая интеллектуальная задача — вычислить и вскрыть эти криптографические коды и соединить людей вместе по-новому. Скорее мы исходили из довольно необычного представления о власти, которое состоит в том, что с помощью некоторой умной математики можно очень просто — это кажется сложным в абстракции, но очень просто в плане того, на что способны компьютеры, — дать возможность любой личности сказать „нет“ самому сильному государству. Так что, если вы и я договоримся использовать определенный код шифрования и он будет математически хорош, то силы всех сверхдержав, брошенные на его расшифровку, не смогут раскусить его. Государство может попытаться сделать что-то с отдельной личностью, но это будет просто невозможно — и в этом смысле математика и отдельные личности сильнее сверхдержав». После чего Ассанж обсуждает возможность такого кода который был бы способен защитить содержание универсального ресурса куда более эффективно, чем конвенциональные правила копирайта.

Другими словами, универсальный публичный доступ возможен только при условии абсолютной недоступности гарантирующих его средств. Прозрачность базируется на радикальной непрозрачности.

В основе универсальной открытости лежит совершенная конспирация. WikiLeaks являет собой первый пример подлинно постмодернистского универсального заговора. Его создателям чужды претензии на истину — будь она универсальной или партикулярной. Но в то же время они демонстрируют, что универсальный доступ возможен лишь в виде универсального заговора. Недаром Ассанж в своих текстах и интервью постоянно ссылается на Солженицына как на своего главного предшественника. Действительно, вся деятельность Солженицына может быть описана как искусная комбинация конспирации и публичности. Как и многие другие советские диссиденты, он обнаружил, что интернациональная пресса является источником власти, сопоставимым с советской государственной властью. И подобно другим диссидентам (по крайней мере в советский период их жизни), он не исповедовал никакой конкретной идеологии. Он всего лишь хотел обнародовать и сделать доступным то, что скрывалось властями. Но для этого ему необходимо было придерживаться политики глубокой конспирации.

Теперь нам понятен характер деятельности WikiLeaks: он основывается на понимании универсального сервиса как тайного заговора, а тайного заговора — как универсального сервиса. И такое понимание подвергает риску и сам проект WikiLeaks, и его участников. В 1930-е годы Александр Кожев в своих знаменитых лекциях о Гегеле провозгласил, что история универсализма закончилась, что человек отныне не является субъектом истины — он превратился в разумное животное, у которого имеются только партикулярные желания и интересы. Для Кожева это означало, что постисторический модус человеческого бытия исключает экзистенциальный риск, ведь возможность такого риска возникает только в том случае, если субъект претендует быть выразителем универсальной истины. Единственная возможность оставаться философом после конца истории виделась Кожевом в том, чтобы присоединиться к универсальному сервису, каковым является европейская государственная администрация. Этот сервис представлялся Кожеву надежным и безопасным. Однако опыт WikiLeaks и самого Джулиана Ассанжа показал, что путь универсального сервиса также ведет к экзистенциальному риску. Ассанж и его последователи стали диссидентами универсального сервиса, первооткрывателями новой формы риска. Точнее, они тематизировали этот риск и сделали его очевидным, взяв на себя административные функции и реализовав универсальный сервис как заговор. Это настоящая историческая инновация. И можно предположить, что она будет иметь интересные последствия.