Полк, к бою !

Хомуло Михаил Григорьевич

* * *

Вскоре подошли выделенные для работы команды и из других рот. А также артиллеристы, пэтээровцы. Всего собралось сто двенадцать человек.

Расставив личный состав по рабочим местам, мы вместе с Елинским пошли на левый фланг района обороны. Не доходя до шоссе, услышали вдруг крепкие русские словечки. А затем тог же голос сказал: "Все Подмосковье, что ли, решили перерыть? Ох уж это мне начальство! Думает, что если нароем окопчиков, так и остановим ими фрица? Черта с два! Сюда пушек да танков поболе надо, вот тогда..."

Мы

поравнялись с говорившими. Их было двое. Один красноармеец молча копал большой саперной лопатой землю, а другой, низко нагибаясь, малой лопаткой подчищал за ним дно окопа. Он-то и вел такие разговоры.

–  Кто будете? - спросил я, подойдя к работающим вплотную.

–  Свои, кто же еще, товарищ комбат, - неохотно ответил тот, что поносил окопные работы.

–  Как фамилия? Давно в роте?

–  Гущин. Красноармеец Гущин, - поправился боец. - В роте третий день...

–  Откуда прибыли?

–  С пересыльного.

–  Были в окружении?

–  Были и в окружении, - теперь уже со злостью ответил он.

–  Где попали-то?

–  Последний раз под Малоярославлем. А отступал аж от Могилева.

Боец так и сказал: "под Малоярославлем".

Я его поправил:

–  Под Малоярославцем. - И продолжил: - Ну и что, разве вы там не рыли окопы?

–  Почему, рыли. Да их фашист обходил стороной. Ткнется, бывало, на огонь нарвется - да и назад.

–  Значит, когда у вас были окопы, он не шел на вас? А где их не было или они были просто плохо отрыты, то наступал и обходил, брал в кольцо, так?

–  Выходит, что так, - буркнул Гущин.

–  Нехорошие разговоры ведете, красноармеец Гущин! - повысил я голос. Вместо того чтобы рассказать людям правду о том, как фашисты, натыкаясь на подготовленную оборону, получали отпор и откатывались назад, а затем искали лазейки, места, где не было обороны или она плохо была подготовлена, и там, наступая, окружали тех, кто хорошо оборонялся, вы ворчите и размагничиваете людей. Надеюсь, бойцы все-таки услышат от вас, уже повоевавшего, эту правду и поймут, что с хорошо подготовленной обороной легче бить противника, что окопы защитят их и от осколков, и от пуль, и даже от танков врага.

–  Да я что, товарищ комбат... Это так, к слову пришлось.

–  Вот что, Гущин, на перекуре обо всем, что говорили мне, расскажете своему взводу. На втором перекуре - другому взводу, всем остальным.

–  А как же мои пять метров? - спросил Гущин.

–  Какие пять метров?

–  Наш командир взвода, товарищ комбат, приказал нам с Козловым за ночь отрыть пять метров траншеи.

–  Товарищ Елинский, - обратился я к командиру роты, - пусть Гущин за ночь обойдет всю роту и те подразделения, которые прибыли сюда, и всем расскажет, о чем мы говорили. А норму ему уменьшите.

–  Эх, какой же я дурак! - удаляясь, услышал я слова Гущина. - Комбат, конечно, прав, рыть земельку-то надо, без окопа ты как прыщ на одном месте.

За работой незаметно пролетело трое суток.

Гитлеровцы все это время вели себя относительно спокойно. В бинокль было видно, что они тоже роют окопы. Только вот их снайперы непрерывно охотились за нашими людьми. Да артиллерия от пристрелки то и дело переходила к массированным налетам по переднему краю, по глубине нашей обороны.

Инженерные работы в батальоне тем временем продвигались не так быстро, как хотелось бы. Недоставало больших саперных лопат, пил, топоров. Приходилось выдавать одну лопату на двоих, а то и на троих. Рыли посменно. Пять метров на двоих - норму, которую установили во второй роте, никто, естественно, не выполнял. Отрывали, самое большее, три с половиной - четыре метра траншеи.

К тому же сразу же после первой ночи работ над обороной батальона появилась "рама", фотографируя уже отрытые участки траншей. Подобное повторялось и в течение последующих дней. Наверное, ход инженерных работ серьезно беспокоил вражеское командование, коль его авиация так усердно вела разведку нашей обороны. А что последует за этим - известно. Приходилось молить случай лишь об одном: чтобы противник помедлил с артиллерийскими и воздушными налетами хотя бы еще пару дней и ночей.

* * *

...На обратных скатах одной из высот оборудовала огневые позиции приданная мне рота восьмидесятидвухмиллиметровых минометов. Командовал этим подразделением младший лейтенант Г. А. Шаповалов, выпускник Кемеровского пехотного училища. Его наблюдательный пункт находился метрах в четырехстах от моего, что конечно же могло затруднить мне управление огнем этих минометов.

–  Не лучше ли вам оборудовать свой НП рядом с моим? - предложил я Шаповалову при первом знакомстве.

Он бодро ответил, что не видит в этом надобности, к тому же располагаться именно так их учили в училище.

–  Хорошо. Пока оставим этот разговор, - неопределенно сказал я. - Вот на днях побываю у вас, тогда посмотрим...

На следующее утро я действительно появился в минометной роте. Шаповалова на наблюдательном пункте почему-то не оказалось, разведчики спали. Пришлось разбудить. На мой вопрос, где их командир роты, они ответили молчанием.

–  Вызывайте командира роты, младший сержант. Засекаю время, - приказал я старшему разведчику, глядя на часы. - Кстати, у кого карточка огня?

–  У командира роты...

Прошло еще несколько минут. Шаповалова не было.

"Какая беспечность! - закипал на сердце гнев. - Со дня на день ожидается наступление фашистов, а у Шаповалова... Вот почему он оборудовал свой НП здесь. Чтобы, значит, подальше от глаз начальства... Но ничего, сейчас мы тебя пропесочим, младший лейтенант!"

Через пятнадцать минут прибежали командир и политрук роты. Оба были заспанны. Ни слова не говоря, я спустился в отрытую щель, где стояла стереотруба. Спросил:

–  Где ваше место, младший лейтенант Шаповалов? Откуда вы будете управлять огнем роты?