Полк, к бою !
Шрифт:
Да, в ходе боя всякое бывает. Но когда же он грянет, этот бой? Уж сколько времени ждем вражеского наступления.
Между тем наступил ноябрь, покрепчавшие морозы сковали землю, закружила метель. Снег в считанные дни покрыл оборону белым покрывалом. Проводить инженерные работы стало труднее. Но и до наступления холодов нам удалось сделать немало. Траншеи и ходы сообщения углублены до полного профиля, сделаны укрытия для оружия, отрыты землянки для отдыха и обогрева личного состава.
Подошел и праздник 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. О торжественном собрании,
Прошла еще неделя. На рассвете 15 ноября нас разбудила сильная артиллерийская канонада, гремевшая где-то севернее. Как вскоре выяснилось, это немецко-фашистское командование начало осуществлять свой план захвата советской столицы одновременным обходом ее с севера и с юга.
С началом артиллерийской стрельбы весь личный состав батальона занял свои боевые места. Но прошел час, половина дня, а затем и весь день, а перед нами противник по-прежнему молчал. И только 18 ноября вражеские орудия и минометы совершили мощнейший огневой налет по обороне батальона. Со скрежетом и стоном в нашу сторону летели и рвались сотни тяжелых снарядов и мин. Вздыбленная земля засыпала окопы, траншеи и ходы сообщения.
Артподготовке, казалось, не будет конца. Ее грохот на какое-то мгновение словно бы затихал, но затем снова нарастал с бешеной яростью. Слева от моей ниши обвалилась целая стенка траншеи. Кто-то вскрикнул от боли, послышались стоны...
Но вот разрывы снарядов стали как будто бы более редкими, пыль в траншее начала оседать. Но не успела стихнуть артподготовка, как низко над землей волна за волной с ревом поплыли фашистские бомбардировщики. Правда, нас они почему-то не тронули, видимо, имели задачу бомбить тылы.
"И все-таки с минуты на минуту надо ждать пикировщиков", - подумал я. И не ошибся. Почти тотчас же откуда-то со стороны нашего тыла на позиции батальона зашло сразу две группы "юнкерсов". И снова мы окунулись в кромешный ад.
Но вот пикировщики отбомбились, артиллерия противника перенесла огонь с переднего края нашей обороны в глубину.
– Командиров рот к телефону! - крикнул я связисту. - Сигнальщик, серию красных ракет!
Приложил к глазам бинокль. И даже по поверхностной картине увидел, что наиболее сильный огневой удар пришелся по позициям 1-й роты и ее соседу справа. Да, главный удар гитлеровцы, конечно, планируют нанести не вдоль шоссе, а там, на нашем стыке с соседней дивизией.
Подошел и встал рядом комиссар. Тоже направил бинокль в сторону 1-й роты. Я поделился с ним своими предположениями.
– Думаю, что ты прав, командир. Я пошел туда, в первую стрелковую. Так что давай на всякий случай, - комиссар обнял меня, - а то мало ли чего... Не закончив мысль, Иван Иванович круто повернулся и торопливо зашагал по ходу сообщения.
* * *
В небо взлетели одна за другой красные ракеты. Это сигнал батальону "К бою!". Его тут же продублировали во 2-й
– Наверное, товарищ комбат, провод перебило.
– Елинский, Илларионов, - крикнул я в трубку, - роты заняли боевой порядок?
– Занимают.
– Быстрее! И огонь по пехоте. Отсекайте ее от танков.
– Есть, товарищ комбат, - ответили ротные.
– До первой роты дозвонились, телефонист? Немедленно первую роту!
Но с ней связи по-прежнему не было. Что делать?
Тем временем вражеские танки, выползшие из лощин сразу же после артиллерийского и воздушного налетов, приближались к переднему краю нашей обороны. За ними в колоннах по отделениям, прячась за броню, бежала пехота.
– Открываю огонь, товарищ комбат, - доложил в это время командир дивизиона капитан Жданеев.
– Хорошо. Дайте больше огонька перед позициями первой роты. С ней нет связи.
– Понял, - послышалось из трубки короткое.
А я снова крикнул телефонисту:
– Вызывайте танкиста! Да побыстрее!
Но... через минуту телефонист доложил, что танкисты тоже не отвечают. Час от часу не легче! Но что это? Телефонист, вскочив с места, тянет мне трубку, радостно кричит:
– Товарищ комбат, первая рота!
– Первая рота на связи, - прозвучал на другом конце провода еле слышимый и вроде бы незнакомый голос.
– Кто у телефона?
– Старшина роты Сидоров, - ответили из трубки. - Докладываю: командир роты тяжело ранен, я послал за командиром второго взвода лейтенантом Филипповым.
– Комиссар батальона у вас? Он недавно ушел к вам.
– Пока не видел, товарищ комбат...
– Слушайте меня внимательно, Сидоров. Передайте лейтенанту Филиппову, а пока он придет, то и сами дайте команду роте открыть огонь из всех видов оружия по пехоте. Поняли? По пехоте! Отсекайте ее от танков...
– "Юнкерсы"! - закричал кто-то рядом.
И в тот же миг перед глазами взметнулся огненный столб. Затем что-то больно ударило меня в грудь и голову, обожгло лицо. Показалось, что я падаю в какую-то темную бездну.
Очнувшись, увидел телефониста. Он сидел передо мной на корточках и зачем-то отрывал рукав своей нательной рубашки. В голове у меня стоял звон. Попробовал шевельнуть ею - больно. Попытался подняться со дна окопа, куда меня свалило воздушной волной от разорвавшейся почти рядом бомбы, - снова резкая боль в затылке. Что-то теплое стекает за ворот гимнастерки. С трудом закинул руку, пощупал затылок. Пальцы коснулись липкой раны. И снова жгучая боль.
Телефонист помог сесть, неумело замотал мне голову рукавом от своей нательной рубахи. Но почему не бинтом? Впрочем, не все ли равно... Опираясь на его плечо, поднялся на ноги. Боль в голове толкнула каленым железом, в глазах потемнело. Но устоял, проморгался. Увидел: вражеские танки уже совсем близко. И пехота...
– Почему никто не ведет огня?! - крикнул я телефонисту. Но... не услышал даже собственного голоса. Только вижу, как телефонист, держа обеими руками телефонную трубку, то раскрывает, то закрывает рот. Но и его голоса не слышу.