Полковник Ф.Дж. Вудс и британская интервенция на севере России в 1918-1919 гг.: история и мемуары
Шрифт:
Я показал бригадному генералу доклады нашей разведки, из которых было ясно видно дальнейшее развитие событий: за разоружением карелов должно было последовать нападение на британцев, в результате которого в живых не должно было остаться ни одного свидетеля, способного опровергнуть нужную версию событий. Как обычно, во всем предполагалось обвинить карелов, которые якобы подняли восстание и, воспользовавшись заранее припрятанным оружием, перебили всех нас.
Разобравшись в ситуации, генерал Прайс пришел в ярость, и я попросил его не предавать официальной огласке мои действия, какими бы они ни были, кроме тех, которые просто не могли остаться незамеченными. Он согласился
После этого я прошел к капитану Смиту в оружейный склад, который располагался в двух железнодорожных вагонах на запасных путях, и договорился с ним насчет пулеметов Льюиса и винтовок. Карелам было приказано явиться с ними на склад под предлогом того, что оружейный отдел хочет провести регулярную сверку номеров их оружия. Мы сдали оружие в одну часть вагона, после чего обошли его и с противоположной стороны получили восемь пулеметов Льюиса со всеми необходимыми боеприпасами и двадцать четыре винтовки. Все это было выписано на меня. Я вручил заведующему оружейным складом квитанцию для бригадного генерала о сдаче шести пулеметов Льюиса с магазинами и двадцати четырех винтовок со штыками. Единственными карелами, кто знал истинную подоплеку этого маневра, были Николай и Григорий.
Нужно было действовать быстро, чтобы наши намерения не были раскрыты и чтобы не заставлять бригадного генерала становиться нашим соучастником. Было решено очистить станцию от возможных наблюдателей перед тем, как разместить на чердаке над штабом бригады четыре пулеметных команды, которые скрытно, через черный ход, установили там свои «Льюисы». Они простреливали подходы с юга, востока и запада, а также с трех сторон прикрывали штаб Карельского полка, располагавшийся в соседнем здании. На чердаке нашего штаба мы разместили две пулеметные команды с «Льюисами» и четверых снайперов. Эти два дома были отличными бастионами, непробиваемыми для пулеметного или винтовочного огня, поскольку, въехав в них, мы сразу же дополнительно защитили стены чердаков мешками с песком.
На скалах за станцией мы разместили две пулеметные команды с «Максимами», и наши разведчики прикрыли все подступы к железнодорожному мосту и к самой станции, чтобы исключить попытку внезапной атаки через реку из Кеми. В качестве дополнительной меры предосторожности мы послали роту карелов к мосту, а бригадный генерал расставил морских пехотинцев на различных стратегических позициях рядом с железной дорогой, так что любая попытка напасть на наши казармы встретила бы теплый прием. Морские пехотинцы и карелы всегда работали вместе в идеальной гармонии, поэтому риск ошибок были практически исключен.
Когда задолго до обычного времени на железной дороге был выключен свет и внезапно пропала телефонная связь с Кемью, мы приготовились отразить нападение. Однако прошло два часа, и все оставалось тихо — слишком тихо. Наконец, сразу после полуночи мы с генералом Прайсом вышли на станцию, чтобы оглядеться. Нигде не было ни намека на движение, но, как мне кажется, ему было несколько не по себе всякий раз, когда нас окликали по-русски. Однако он успокоился, когда из вагона, который казался пустым, послышался жизнерадостный голос Николая: «Доброе утро, джентльмены».
Мы узнали, что Николай весь вечер держал под наблюдением заговорщиков в Кеми. Около десяти часов вечера их люди были готовы двинуться на станцию, однако тут к ним присоединились два человека, прибывшие в большой спешке. Заговорщики что-то взволнованно обсудили и после этого приказали своим людям разойтись. Он сказал,
К сожалению, ничего так и не произошло. Несмотря на наши торопливые меры предосторожности, кто-то из шпионов на железной дороге донес в Кемь, что карелы не были разоружены, как они надеялись и ожидали.
Насколько мне известно, ни тогда, ни позднее генерал Прайс не узнал, какие меры были предприняты, чтобы предотвратить наше уничтожение, и что я впервые в жизни намеренно нарушил дух прямого приказа от вышестоящего начальства.
В докладе в мурманскую штаб-квартиру я объяснил, что было невозможно выполнить приказ о полном разоружении карелов, а их частичное разоружение было бы опасным, поскольку могло спровоцировать восстание даже в самых лояльных нам войскам, и добавил, где именно нужно искать настоящих предателей.
Меня поддержал бригадный генерал, который доложил о постоянстве и лояльности Карельского полка, несмотря на постоянные попытки мурманских заговорщиков связать их с незначительными волнениями и различными выдуманными мятежами в Финском легионе Бертона. Это соединение действительно оказалось весьма беспокойным, и их недовольство не уменьшилось вследствие ареста их лидеров и периодического разоружения солдат. Я не могу сказать, насколько оправдал себя этот метод управления легионом, однако знаю, что должность Бертону попалась очень нелегкая, и только его личная популярность среди солдат вкупе со значительным тактом, проявленным генералом Мейнардом после его возвращения к командованию, предотвратили развитие очень неприятной ситуации.
В конце концов, было решено выслать из северной России группу лидеров Финского легиона, включая Лехтимяки и Токоя. Их должны были переправить на советскую сторону, и из Мурманска поступил приказ, чтобы мы не допустили общения карелов и финнов, когда те будут проезжать Кемь, где у поезда будет часовая остановка. Бертон прислал мне телеграмму, в которой попросил встретить поезд и пожелать Токою удачи. Ему нравился этот человек, несмотря на окраску его политических взглядов, и он жалел, что приходится расстаться с ним. Чтобы выполнить инструкции штаб-квартиры и при этом не дать карелам понять, что их подозревают в склонности к «красной» лихорадке, на станции финнов встретили Менде и Дрейк-Брокман и проводили их в нашу офицерскую столовую. Здесь их накормили и развлекали, пока не пришло время отправляться. Мы расстались с ними весьма любезно, при этом не нарушив полученных приказов.
Два верхних этажа, конюшни и внутренний двор кемского театра использовались в качестве штаб-квартиры транспортного отдела гарнизона. В квартире, расположенной на этаже над зрительным залом, поселился командир гарнизона, майор Гаррисон из Уэст-Йоркширского полка; там же находился его штаб, в то время как верхний этаж был занят сотрудниками вспомогательной и транспортной служб, которые жили вместе со своими семьями. Общественная часть театра включала в себя сцену, несколько гардеробных и зал с ровным полом, способный вместить пятьсот человек. По субботам и воскресеньям он, как правило, использовался для вечерних танцев. Представления давались гораздо реже. Танцы устраивались различными организациями, и на них обычно пускались все, кто мог заплатить за вход десять копеек. Однако весьма примечательно, что карелы, очень любившие танцевать, не посещали танцы, организованные русскими, и вообще с подозрением относились к подобным мероприятиям.