Полковник Горин
Шрифт:
Загадочность ли края, открытое ли доброжелательство людей, которые не мыслили свою здесь жизнь без близкого соседства армии, а вернее, то и другое вместе, решили выбор, куда ехать после окончания академии. На этой земле, далекой, трудной, он с небольшим перерывом прожил вот уже почти два десятка лет и теперь не знал, что для него роднее — Приуралье, где он родился и вырос, или эта горно-лесная сторона с ее стойкими в беде людьми.
С наблюдательного пункта дивизии, расположенного на опушке густого соснового леса, кроны деревьев которого укрыли от стороннего взгляда машины, людей, антенны, Горин еще раз окинул залесенную голубовато-серую даль и вернулся в штабную машину. За радиостанциями сидели
В машину вошел Сердич.
— Товарищ полковник, только что получены данные, добытые глубинной разведкой. Разрешите нанести на карту?
— Да, конечно, — вздохнул с облегчением Горин и сам взялся за карандаш.
Когда все было нанесено, Горин низко склонился над картой, пытаясь проникнуть в развитие не только той обстановки, которая складывалась перед дивизией, но и в полосах соседей. Задачи все еще не было, и, чтобы самому определить ее, нужно было понять и предугадать, к какому решению пришел сейчас генерал Амбаровский. Многое говорило за то, что «западные» в ближайшие час-два предпримут самые решительные меры, чтобы изменить ход действий в свою пользу: резко возрос обмен информацией, началась проверка радионавигационных систем, возросло сопротивление отходящих войск, особенно в районе полигона, отмечено развертывание новых ракетных установок, наконец, определилось направление, куда должны были устремиться подходящие резервы противника и где, следовательно, будет создана брешь для продвижения на восток — частично в полосе дивизии и у соседа справа. Значит, идти прямо — потерять почти половину дивизии. Не двигаться? Тоже нельзя. Лес, в котором стояли полки, укрыл их от наблюдения, но и стал ловушкой — нанеси противник несколько ударов по выходам из него, и большую часть войск дивизии не выведешь для боя. И Горин пришел к решению: прикрыв опасное направление резервами, главными силами, отклонившись несколько к югу от центра полигона, через резкий лес и кустарник немедленно и по возможности скрытно начать глубокий обход района, где вероятнее всего противник нанесет мощный ядерный удар. Затем, пока противник будет преодолевать лесной массив, выйти ему в глубокий тыл и тем самым успех противника превратить в его поражение.
Вошел посредник. Горин, не поднимая головы, обратился к Сердичу:
— Еще раз затребуйте задачу, пошлите в штаб к генералу Герасимову еще одного нарочного. Ждать задачу дальше крайне опасно! Через десять минут вам, Ашоту Лазаревичу и офицерам связи быть у меня.
Сердич ушел, Горин присел на складной табурет и начал наносить на карту задачи полкам. По его предположению, распоряжение Амбаровского, которое дивизия получит, существенно не изменит его решения, а уточнить всегда легче, чем поставить задачу заново.
Пришли офицеры, с ними Знобин. Горин изложил задачи полкам, офицеры нанесли их на свои карты и бегом отправились, к радиостанциям. Через пять минут взревели мотоциклы, и, юля между кустами, связные умчались в полки. Еще через полчаса полки подтвердили получение задачи. И только затем сквозь завесу радиопомех прорвалась радиостанция из штаба генерала Герасимова: «Дивизии наступать в направлении Красное, выйти на рубеж высот (55372) и перейти к…» Снова нахлынул нудный гул помех и подавил ее слабый голос.
Горин трижды перечитал раскодированный обрывок радиограммы. Самое непонятное было в последней букве «к». К чему перейти? К преследованию? Или к обороне? Для первого еще не созрели условия, второе для дивизии было крайне невыгодно в складывающейся обстановке. Видимо, предположил он, радист допустил ошибку. Склонился над картой и стал анализировать задачу. Темп невероятно медленный, почти пеший, рубеж,
Прошло не меньше часа, прежде чем офицер штаба дивизии сообщил: перейдя реку Смоличь, полк Аркадьева направления движения не изменил, идет прямо на центр полигона.
Побелевшими пальцами командир дивизии сжал толстый цветной карандаш. Одним неточным действием Аркадьева разрушался намеченный ход событий. Как только его полк поднимется на высоты, он будет уничтожен; удар, которым командир дивизии предполагал связать часть сил противника, не состоится, а главное, из-за этого обнажатся фланги других полков, совершающих глубокий обход. Горин стал лихорадочно искать спасение. Пришедшее в голову решение было рискованным — немедленно остановить полк. Только в этом случае полк избежит полного уничтожения. Для предотвращения или ослабления катастрофы приказал начальнику артиллерии нанести удар ракетами, ствольную артиллерию развернуть для стрельбы прямой наводкой в километре за рокадной дорогой; резерв выдвинуть на угрожаемое направление; немедленно сменить место командного пункта.
Только после того, как были поставлены новые задачи тем частям, которые должны стать на пути удара противника, Горин вызвал по радио Аркадьева, в неизбежной «гибели» полка которого был почти уверен. Подготовленным упреждающим ударом огневых средств да созданием оборонительного рубежа он рассчитывал лишь задержать противника и тем самым позволить остаткам полка, в реальных условиях потерявшим бы боеспособность, отойти за реку.
— Почему продвигаетесь не в указанном направлении? — спросил Аркадьева открытым текстом.
— Я получил распоряжение лично от «десятого» как можно организованнее выйти на известную гряду высот и уцепиться за нее.
«Вот оно что! — догадался Горин. — Парадом развернув свои войска… Видимо, дорого обойдется им этот парад. Удар ведь будет в основном по моему правому соседу. Зачем же мою дивизию связывать обороной?..» — Взвесив все, Горин прервал затянувшееся молчание.
— Ни метра вперед! Переходите к обороне на месте!
Горин положил трубку и вызвал Знобина. Объяснил обстановку, рассказал о своих последних распоряжениях, закончил с тревогой:
— Как можно быстрее, Павел Самойлович, к Аркадьеву. Будет тяжело, помогите отвести полк за реку. Если удар не слишком коснется полка, броском его на высоты. Туда прибудет танковый резерв. Надо не позволить противнику образовать брешь на левом фланге соседа. Для него это будет лучшей помощью. При возвращении ищите меня вблизи Верстовичей…
«Что же делать? — растерянно спрашивал себя Аркадьев. — Для одного надо двигаться вперед, другой приказывает стоять на месте. По уставу нужно выполнять приказ командира дивизии. А как потом будет смотреть на меня Григорий Никифорович?» Он ведь лично поставил задачу, рассказал и попросил, как лучше подойти к полигону и развернуться на высотах, у всех на виду». Не зная, на что решиться, Аркадьев прижался головой к ветровому стеклу машины.
Подошел заместитель Знобина, высокий хрупкий подполковник, присланный к Аркадьеву на время учения вместо Желтикова, которому предоставили возможность покомандовать батальоном.
— Что нового, Геннадий Васильевич? — обратился он, положив руки на тент машины.
— Комдив приказал перейти к обороне. Но разве колонны сейчас остановишь? Они набрали ход…
— Но если приказано…
— Приказано, вот по этой коробке, — постучал Аркадьев по радиостанции. — Неудача — ее в свидетели не возьмешь: я же получил задачу лично от генерала Амбаровского.