Полковник Гуров. Компиляция (сборник)
Шрифт:
Юрий Федорович потянулся за трубкой, а Гуров, встав со своего места, начал расхаживать по кабинету и одновременно рассказывал, стараясь ничего не упустить. Уложившись в полчаса, он спросил:
– Вопросы есть?
– Есть. Вы смотрели запись убийства покадрово?
– Нет, а надо было? – удивился Лев.
– Судя по вашему рассказу, да. Нам нужна эта запись, мы с ней поработаем.
– Хорошо. Пожалуйста, выжмите из гаджетов Зайцева все, что только возможно. По его контактам мне также нужна самая полная информация. Пока это все. Когда вы сможете уже что-то сказать?
–
Ребров поднялся, взял у Воронцова диск с записью и в его же сопровождении вышел в приемную, чтобы забрать у секретарши технику. Пока их не было, Стас спросил у Льва:
– Этот полковник из той же конторы, что и Савельев?
– Да. К сожалению, не вовремя у Степки обострение инициативы приключилось. С ним было бы легче работать.
– Давай будем судить по результатам. А что за информацию ты там запрашивал?
Гуров не успел ответить, потому что зазвонил один из телефонов на столе Воронцова, и тот, спешно вернувшись, бросился к нему – они сейчас все чуть ли не бегом бегали. Это был Кулаков, слушая которого Юрий Федорович что-то написал на листке, поблагодарил и, положив трубку, протянул листок Гурову:
– Есть человек, который может что-то знать, и он тебя уже ждет. Он, к счастью, оказался в городе, а не на даче, так что далеко ехать не придется. Езжай, Лев Иванович. Машина внизу, бог даст, вернешься как раз к тому времени, как Ребров что-то выяснит. Только ты с человеком поаккуратнее, немолодой он уже, хорошо за семьдесят. Вот странно! – пожал он плечами. – Вроде и работа у чекистов в нашей области была самая кабинетная, под пулями не бегали, в засадах не мерзли, а ушли все рано, многим чуть за шестьдесят было. Этот, можно сказать, старейшина! Последний из могикан!
Гуров взял листок – там были написаны имя и адрес подполковника Самойлова, бывшего работника КГБ, хотя принято считать, что бывших чекистов не бывает.
Не прошло и двадцати минут, как Гуров уже сидел в кухне самой обыкновенной двухкомнатной квартиры. Мебель в ней была еще советских времен, как и холодильник, а на стене висела в рамке фотография Сталина. Заметив, что Лев на нее посмотрел, Самойлов веско произнес:
– Я убеждений своих никогда не менял. Коммунистом был, коммунистом и умру. Если бы не коммунисты, мы бы и страну такую не построили, и войну не выиграли, и в космос первыми не полетели. Вот увидишь, мы свое слово еще скажем!
Гуров затосковал – вот только бесед на политические темы ему не хватало! Самойлов это понял и перешел к делу:
– Значит, Найденов тебя интересует? А что именно?
– Вы слышали о том, что его сына убили? – Подполковник кивнул. – Есть предположение, что это была ошибка исполнителя: он сына за отца принял. Есть второе предположение: мотивы этого покушения надо искать в белогорском прошлом Найденова. Что это может быть? Запрос в архив мы отправили, но, по моим ощущениям, документов там нет.
– Это же надо, какой ты чувствительный! – хмыкнул Самойлов. – Хоть в экстрасенсы иди! А понял ты правильно – документов там нет. Я лично папку с ними на стол начальника управления
– Но вы же что-то о нем помните? Если Ястребов, а я думаю, что это был он, ее забрал, то компромат там на Найденова должен был быть серьезный.
– А не было на него компромата! – развел руками подполковник.
– Но он был очень красивый мужчина, неужели.
– Аморалка? Да его тут же из партии и с работы на лопате бы вынесли. До обкома комсомола за ним, сам понимаешь, пригляд был поверхностный, а потом я знаю только об одной постоянной женщине. Она старше его была лет на десять с хвостиком, разведенная, с ребенком, с собственной жилплощадью, но она ему никаких хлопот не создавала. А с молодыми он никогда не связывался, хотя висли они на нем, потеряв всякую честь и совесть, как мартышки на пальме, но он от них дистанцировался.
– Выпивка? Карты? Наркотики?
– Ты думай, что говоришь! – Самойлов даже пальцем у виска покрутил. – Какие в то время наркотики могли быть? Выпивать – да, выпивал, но тогда это грехом не считалось. В вытрезвитель не попадал, пьяных дебошей не устраивал. В карты? Да! Было такое! В преферанс он мастерски играл. Всегда выигрывал. Им тогда от обкома трехкомнатную квартиру под общежитие дали – все-таки высший комсостав, так сказать. Вот они «пулю» по вечерам и расписывали.
– У вас под ним кто-то был? – практически уверенный в ответе, спросил Лев.
– Ты что-то спросил? – недоуменно посмотрел на него подполковник.
– Понял. Проехали, – сдал назад Гуров. – Но все, что вы перечислили, не могло настолько беспокоить Ястребова, чтобы он явно не за просто так эти документы забрал.
– Знаешь, после того как мне позвонили, я, пока тебя ждал, многое в уме перебрал, и, на мой взгляд, Ястребова мог волновать только первый брак Найденова. Потому что больше нечего.
– Что?! – Лев аж на месте подскочил. – Он до Марины был на ком-то женат?!
– А ты не знал? – удивился Самойлов, и Гуров отрицательно помотал головой. – Да, был. Недолго, правда. Поженились они. Год не помню, но осенью, где-то в сентябре – октябре. Свадьбу играли не в Белогорске, уезжали куда-то, а потом он к ее родителям жить ушел. А умерла она родами, и ребенок погиб. А где-то через год он на дочери Ястребова и женился. Тот уже в Москве работал. А сразу после свадьбы и Найденов с новой женой туда уехали.
– А что собой представляла Марина? – спросил Гуров и, встретив недоуменный взгляд Самойлова, объяснил: – Она умерла где-то полгода назад – после наркоза не проснулась.
– А-а-а! – покивал тот. – Ну, что сказать? Страшна, как черт, в папашу пошла, мать хоть тоже не красавица, но уродиной не была. И не ума палата, ее в институт или университет даже запихивать не стали, чтобы не позориться. Музучилище окончила с грехом пополам. Охотников не на нее, конечно, а на положение Ястребова много было, а она вот в Найденова влюбилась!
– А как человек, что она собой представляла? «Золотая молодежь»?
– Нет! – покачал головой Самойлов. – Капризная, избалованная – это да, но на нее никаких сигналов не поступало.